– Я ненавижу себя за то, как обошелся с детьми… Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти за эти годы, и как я казнил себя за свой поступок.
– Да? А ты знаешь, через что мне пришлось пройти?
– Прости меня, Сэм.
– Хорошо. Но я не хочу продолжать этот разговор. Мне сегодня нездоровится… Кроме того, ты должен разговаривать со своим адвокатом, а не со мной.
– Да-да… Но я хочу предупредить тебя, что не позволю Толливеру усыновить моих детей, после того как вы поженитесь, слышишь? Это мои дети, и они – самое важное, что есть у меня в этой жизни!
Саманта прикрыла глаза. Нужно как можно скорее закончить этот ужасный разговор и найти в себе силы преодолеть оставшиеся два пролета лестницы. Она взглянула вниз и поняла, что не сможет двинуться с места.
– У меня кружится голова, – прошептала молодая женщина и опустилась на ступеньку.
Митч сел рядом.
– У меня есть право видеть детей, – упорно продолжал он. – Я хочу встречаться с ними, разговаривать, забирать на выходные… Мысль о том, что какой-то чужой человек собирается их усыновить, буквально сводит меня с ума!
– Что-то я не доверяю твой внезапно проснувшейся любви к детям, – пробормотала Саманта.
Митч спрятал лицо в ладонях, плечи его задрожали. Он всхлипывал и заливался слезами, как ребенок.
Сэм беспомощно огляделась. Ей показалось, что серые каменные стены сближаются, давят на нее. Не хватало только приступа клаустрофобии! Она и так ужасно себя чувствует. Нужно выбраться из этого каменного мешка, на воздух, на свет…
Митч опять заговорил, и голос его звучал сдавленно и глухо:
– Прошу тебя, не позволяй ему забрать моих детей. Они единственное, что у меня есть… единственное, что я хорошо сделал в этой жизни! Боже мой, Сэм, я тебя прошу, я тебя умоляю, не позволяй ему!
Сэм опять ухватилась за перила и с трудом поднялась на ноги. Ее мутило, голова кружилась. Все, что угодно, лишь бы прекратить этот ужасный разговор и выбраться на воздух.
– Прекрати истерику, Митч, – пробормотала Саманта. – Никто никого не усыновит, ясно? И мы не поженимся. Джек Толливер нанял меня для того, чтобы я сыграла роль его невесты. Это просто сделка. Все кончится после выборов. Мне надо идти… я должна выйти отсюда.
Митч медленно поднял голову, и Сэм увидела его лицо. Он больше не плакал, и в глазах Бергена читалось нескрываемое злорадство. Ужас сжал ее сердце. Никто не может так быстро перейти от отчаяния к мрачному удовлетворению… никто, если только он не первоклассный актер. Актер… Неужели он притворялся?
– Спасибо, Сэм. Это все, что я хотел услышать. – Митч встал и отряхнул джинсы. – Раз они по-прежнему будут моими детьми, то я, пожалуй, все же поговорю с адвокатом.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и Сэм шарахнулась к стене. Берген лишь ухмыльнулся и пошел прочь, а Саманта обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь, и смотрела, как зеленая куртка исчезает за поворотом лестницы. Ей было нехорошо, голова кружилась, дурнота подступала к горлу, но едва ли не больше физического недомогания ее мучил страх, что она только что совершила огромную ошибку.
– Что значит – он пропал? – Кристи с недоумением разглядывала стоявшего перед ней Брендона. «Не только на кабана похож, – думала она с отвращением, – но еще и потеет, как боксер на ринге».
– То и значит. Он не пришел к назначенному месту, чтобы передать мне пленку. Домой Берген тоже не вернулся. И вот уже два дня как его не видели на работе.
Услышав подобное, Кристи испытала настоящий шок. Рот ее приоткрылся от удивления, и это простое движение вызвало приступ острой боли. Причем на этот раз заболела не только челюсть. Горячая волна ударила в виски, и даже плечи свело. Это было так ужасно, что Кристи захотелось плакать.
– Я знаю, что ты расстроена, детка, и мне очень жаль, что так получилось. Я уверен, мы его найдем.
Брендон распахнул объятия, желая утешить ее, и Кристи уставилась на Милевски, рассерженная и недоумевающая. Он что, правда полагает, что она, Кристи Скоэн, нуждается в его утешении и участии? Когда это их отношения успели зайти так далеко, что Брендон позволил себе называть ее деткой? Кошмар какой! Мысленно она поблагодарила Бога, что до выборов осталось совсем недолго – всего несколько недель, а потом… потом избавиться от этих чертовых зубов, которые превратили ее жизнь в пытку, и заодно от Милевски тоже, потому что он возомнил о себе невесть что и раздражает ее безмерно. Но сейчас, сейчас этот человек нужен ей, и Кристи сжала зубы – новый приступ боли – и позволила себя обнять и погладить по спине… Только все время косилась на дверь кабинета. Не дай Бог войдет кто-нибудь из съемочной группы – позора не оберешься. Дав Брендону несколько секунд, она отстранилась и улыбнулась.
– Тебе придется выследить его, – сказала Кристи, стараясь оставаться спокойной, хотя в душе ее состояние было близко к панике. Черт, черт она потратила кучу денег на этого проходимца, организовала его появление в Индианаполисе, и что теперь? Ей нужен этот бывший муж, потому что в его руках находится ее будущее, ее единственный шанс вывести Толливера и его драную рыжую кошку на чистую воду. Мисс Скоэн не могла просто так объявить во всеуслышание, что их роман и обручение – фальшивка. Подобное заявление должно быть подтверждено как минимум тремя независимыми источниками, иначе Кристи не миновать неприятностей. А вот если у нее будет запись с признанием главного действующего лица – тогда совсем другое дело! Тогда дело становится беспроигрышным.
Ей нужна эта запись, потому что все остальные источники информации оказались бесполезны. Кристи связалась с семьей Саманты Монро в Вальпараисо, но они сказали, что не получали от нее известий уже больше года. Джек вообще не отвечал на ее телефонные звонки. Стюарт был мил, но умудрился не сказать ровным счетом ничего и посоветовал побеседовать с Карой. Кара выдала строго отмеренную дозу официальной информации, просто чтобы Кристи не могла обвинить ее в пренебрежении связями с прессой и телевидением. А потом еще пригрозила, что если мисс Скоэн не прекратит преследовать Саманту Монро, то можно и иск подать. Маргарет Толливер не отвечает на звонки. И кто остается? Да никого! От безысходности Кристи даже подумывала подстеречь возле школы детей Саманты. Но, поразмыслив, отказалась от этой мысли. Она никогда прежде не использовала детей в качества источников информации и не знала, можно ли положиться на их свидетельство. Кроме того, у нее были смутные опасения по поводу этичности такого подхода. Каре только повод дай – живо окажешься в суде, а руководство телеканала не будет от этого в восторге.
Но она должна выиграть эту битву. Просто обязана, потому что этот скандал – ее шанс попасть на национальное телевидение, осуществить свою мечту, выйти на новый уровень. Так что нужно сделать все, чтобы раздобыть пленку. Все, что угодно.
– Может, нам стоит обратиться в полицию? – задумчиво произнес Брендон.
– И что мы им скажем? Что от нас сбежал тип, которому мы заплатили, чтобы он добыл подтверждение сенсационной бомбы, которую я собираюсь взорвать накануне выборов? Не думаю, что это хорошая идея.
