Когда Адам Хуциев впервые перешагнул порог однокомнатной квартиры Марковцева, в нем прорезались черты татаро-монгола: «Твой дом – мой дом». Он сказал это вслух. Четверым им в этой квартире было тесно так же, как одному в контейнере.
Его-то и обошел вокруг Сергей, заставив посторониться компаньонов, внимательно осматривая со всех сторон, и, как ни старался, не нашел ни одной щелочки, ни одного отверстия, задохнуться в нем можно было за несколько минут.
– Время, – напомнил Марковцев, привлекая внимание Николая Любищева, который на этом этапе был ключевой фигурой: от него в первую очередь зависела безопасность «пилотов». Здесь была его вотчина. Отсюда на электрокаре повезут контейнеры с живым грузом. Впервые он так отчетливо увидел в себе контрабандиста. – Сколько у нас времени? – повторил вопрос Марковцев.
– Идем по графику, – ответил Николай.
Марк выкатил на середину комнаты еще один контейнер с чеканными буквами на поверхности и откинул крышку; два надежных ремня удержали ее в открытом состоянии. Внутри лежали четыре готовых к работе регенеративных аппарата.
Пару дней тому назад он сам впервые примерил кислородный регенеративный аппарат «Драгер» PSS BG 4, дыхание в котором осуществлялось по замкнутому циклу – с очисткой выдыхаемой газовой смеси и ее повторным использованием для дыхания. По сути, это был акваланг, однако назывался он противогазом, рассчитанным на четыре часа работы. Примерно столько предстояло провести каждому из команды Марковцева в сидячем гробу.
Вообще «Драгер» имел много опций, которые вкупе обеспечивали высокую степень надежности в использовании. Прибор «бодигард» – «пульт на проводе», как окрестил его Марковцев, – непрерывно контролировал работу дыхательного оборудования.
На этом аппарате стояла метка «2», он принадлежал Хусейну. Марк кивком головы подозвал его, бросив недовольный взгляд на Николая, занявшего пост у двери и утратившего присущую ему важность. Хусейн походил на новобранца, получившего от старшины вещмешок с обмундированием. Он принял аппарат и сделал шаг назад, по-военному четко приставив ногу. Марк сверкнул на него глазами: «Клоун».
Следующий аппарат имел метку «1». Этот почетный номер ни у кого не вызвал сомнений и достался человеку, который был вправе дважды претендовать на него. И этим человеком был первый пилот Адам Хуциев, который при «раздаче номеров» по-восточному мудро прокомментировал это: «Я не первый. Просто немного опережаю второго». Его губы тронула бледная улыбка, когда он, взяв из рук командира группы свой аппарат, присоединился к Хусейну. Перехватив требовательный взгляд Марковцева, который открытым текстом поправлял Адама («Не сюда. Топай к своему гробу»), тот подошел к контейнеру и выкатил его на середину помещения. Катя не выдержала и засмеялась. В стремлении подавить смех, она пару раз хрюкнула.
– А ну-ка, поросеночек, ко мне, – прищурился на нее Марк. – Ко мне!
Помня о том, что Марк ей «в отцы годится», она сделала ему шаг навстречу и наставительно изрекла:
– Поросенок – это сын свиньи.
Марк хмыкнул: «Ишь ты какая…»
Он передал ей третий и последний из пронумерованных аппаратов. На противогазе Марка не было номера. Он не спешил надевать его, вначале нужно было помочь Кате. Она сняла рубашку, джинсы, оставаясь в трикотажном облегающем белье. «Не торопись», – улыбнулись ей глаза Марка, когда она поторопила его: «Давай скорее костюм». Он тоже был в обтяжку, но уже не так четко подчеркивал ее формы, и она сама себе не казалась голой. Одеваясь, она припомнила детали покупки этого снаряжения и чуть не рассмеялась.
Через две минуты Катя дышала уже воздухом, который называла искусственным. Если сказать, что она была напугана, значит, ничего не сказать. С такими чувствами, с таким сердцем, ставшим размером с голыш, присутствуют на собственных похоронах.
Марк умел прощаться, знал, как настроить человека.
– Не терпи, – сказал он ей, приготовившись закрыть крышку контейнера. – Не терпи, когда терпеть не станет сил. Кричи – и тебя услышат и на земле, и там, – он указал рукой и глазами вверх. – Я пойму тебя.
– Говори за всех, Марк, – подал Хусейн голос, в котором прозвенело отнюдь не пафосное торжество.
Марк закрыл крышку, погрузив Катю в темень, и подозвал Николая:
– Закрывай.
Тот задвинул до упора задвижку, навесил замок. Дальше – наложил пломбу. Эти действия заняли у него полминуты.
«Ловко», – отметил Марк.
Потом настала очередь Хусейна, Адама. Марковцева провожали в далекий путь колючие глаза Николая.
Вот сейчас он, окончательно уверовавший в пословицу «чему быть, того не миновать», понял, что чувствует испытатель катапульты, парашют которой укладывала его жена, узнавшая об измене. Ему в руку ткнулся этот чертов компактный прибор, заменяющий манометр, и Сергей уставился на дисплей с подсветкой. В данный момент его не интересовала индикация давления, хотя он точно знал, что она не раз и не два заинтересует его за те два с небольшим часа, которые суждено было провести в замкнутом пространстве на запредельной высоте, – больше всего его взгляд приманивала кнопка сигнала бедствия, а разум бередила мысль об автоматике, вычисляющей «время до свистка».
Он взял себя в руки. Ему ничего не оставалось, как пересилить себя. Он взглянул на прибор, который продолжал держать в руках, отметил давление в баллоне, оставшееся время работы: три часа сорок девять минут. Не четыре часа ровно – и он понял почему. Он находился в возбужденном состоянии и дышал в два раза чаще, чем обычно. Это несмотря на тренировки. Но как можно привыкнуть к ежедневной примерке гроба, пусть он даже «марочный»?
Главное, не облеваться – при взлете, при попадании самолета в воздушную яму, рассудил Марк. Он-то ладно, сумеет перебороть себя, а как насчет Кати?..
Сергей Марковцев не в первый раз хоронил себя заживо. Однажды он убил человека, который и занял место в его гробу, а чтобы экспертиза не установила «подделку», ему позже пришлось раскопать могилу и выкрасть труп из гроба.
Где-то не очень глубоко в подсознании теплилась надежда: ему не суждено задохнуться. В крайнем случае он вылезет из контейнера раньше запланированного. Сорвет операцию, в которую в ходе разработки влюблялся все больше, но останется жив.
Теперь он мог сказать, чем она его прельщала: небом, рокотом двигателей, манящим люком – этой пастью самолета, изрыгающей смерть в виде отчаянных десантников и тяжелой техники. Деньги, большие деньги, заняли в его мыслях и ощущениях второе место.
Он поднял голову и встретился требовательным взглядом с Николаем: «Пора». И ответил глазами, озорно блеснувшими за стеклом маски: «Да, браток, закрывай».
Он приготовился к кромешной темноте, забывая о дисплее прибора. Его света вполне хватало на то, чтобы Марк смог видеть свои руки.
Это была самая тесная, самая маленькая подлодка, которую только можно себе представить…
