Марковцев сказал это без оптимизма в голосе.
Он довольно четко представил, что планировала безымянная группировка. Подложить в самолет мину и запустить таймер – это сделать легко. Сергей не мог понять, как подменили сейфы.
«Разбегаемся». Марковцев сказал это слово так привычно, словно оно у него было в ходу; приказ этот прозвучал наутро следующего дня. Большая часть его команды оказалась на положении нелегалов. Тот вид транспорта, который доставил их в эту часть России, коптил сейчас неисчислимыми обломками. Марк и его команда в какой-то мере испытали чувства пассажиров, опоздавших на рейс обреченного самолета.
– Обменяемся контактными телефонами, – предложил Тувинец. Они все, кроме Игоря, который не мог пропустить корпоративную вечеринку, устроенную в честь его дня рождения, собрались на широкой площадке автовокзала. Она была забита микроавтобусами, пестревшими рекламой: «Доставка в любую часть России. Дешево. Качественно». В этом краю уже становилось горячо. Чуть прохладней в Москве. А в азербайджанском Шеки, куда собирались вылететь из Москвы четверо участников группы, заморозки установились надолго. В таком стиле рассуждал самоотверженный Адам Хуциев, предложив товарищам кров. «Кончатся деньги, – сказал он им, – продадим на лом самолет».
– Это само собой, – согласился Марк на предложение Тувинца. Он немного помедлил, прежде чем написать после своего номера номер телефона Виктора Сечёнова, мысленно поставив ударение в виде точек над «ё». Но только мысленно. Генеральские псы его на куски порвут. Однако по этому федеральному номеру выйти на Виктора не представлялось возможным.
Марк предупредил Тувинца:
– Он знает тебя. Ему позвонишь, если не сможешь связаться со мной. И то в самом крайнем случае. Если припрет, понял?
– Да, – кивнул Тувинец, принимая листок бумаги.
– Мы затронули интересы больших людей, которые в этой игре ставили по-крупному. Мы затронули их планы, и нас будут искать – пока не найдут. Они хотели похоронить все следы, а скорее – утопить их. И похоже, я догадываюсь, где именно. Если кого-то гложет совесть, пусть успокоится: мы к этому непричастны.
Марк протянул Тувинцу руку и крепко пожал.
Глава 14
Длинная ночь
Известие об авиакатастрофе «Ан-12», произошедшей в Ульяновской области, приковало Юрия Короткова к месту. Он не мог пошевелиться в своей кровати, как если бы его хватил паралич. Подвижными остались только его пальцы, которыми он сжимал и разжимал телефонную трубку, как ручной силомер. Даже его глаза, которые он вперил в потолок, не могли оторваться от желтого пятна, как будто его пролили соседи сверху. Но ни сверху, ни снизу у него соседей не было.
Коротков уже больше десяти лет жил за городом, где у него был роскошный дом, спроектированный не наспех – лишь бы застолбить земельный участок. Дом был спроектирован одним из лучших архитекторов российской столицы, и портиком он походил на дом отдыха в Гаграх или Пицунде. Вообще он поначалу не хотел вмешиваться в процесс проектирования с тем, чтобы внести свою свежую, как ему казалось, струю. Например, ему не понравились колонны портика; обыкновенные, серые или темно-белые, без утолщений и «утончений», как в храме Зевса, ну что это такое? И он пожелал установить вместо колонн статуи. Но не атлантов, а слонов. Столичный зодчий сник. Он понял, что его маленький шедевр, содранный с работы безымянного мастера, который построил не один барак, будучи сосланным в Сибирь, может опошлить пара слонов, а точнее – один баран. Кроме всего прочего, то есть денег, в архитекторе призывно заныло профессиональное либидо. Увлеченный, вовлеченный, какой угодно, он не знал, как отстоять свои интересы в этом проекте. И вдруг понял, что на одном примере сможет разбить своего неожиданного противника. Он спросил у Короткова: «Юрий Петрович, у вас сервант есть?» – «Ну?» Сервант у него был – австрийский, роскошный, низкий, справивший в прошлом году свой 150-летний юбилей. Он отчего-то на дух не переносил стенки, будь они под орех, под дуб или из карельской березы. И по просьбе архитектора он начал рассказывать, что скрывается за древними стеклами того серванта. Посуда. Преимущественно хрустальная. «А слонов там нет?» Коротков тотчас догадался, о чем идет речь, и представил себе стадо слоников, сделанных не из белого мрамора, а из мраморной крошки. Этот африканский выводок, на его взгляд, мог бы украсить бабушкин сундук. Собственно, он разобрался, куда клонит очкастый архитектор, представший в роли психолога. На его полном лице застыло выражение: «Хочешь поговорить на слоновью тему?» Вот по этой причине портал «дома Короткова», как называли его местные жители, стоял с колоннами, а не со слонами, смотрящими друг на друга. Потом генерал Коротков не раз возвращался к этой теме, подсмеиваясь над собой. Ведь он планировал украсить дом не самцом и самкой, а однополой парой. Для симметрии. Бивень к бивню. Дело в том, что генерал до сих пор считал, что у слоних бивней не бывает, только у самцов, «отрядив» их к оленям. Короче, его неподкованность в зоологии говорила о том, что можно наставить рога, а можно навтыкать бивней.
Его дом нашел себе место в двухстах метрах от реки, а вернее – ручья, вода в котором была кристальной, а берега никогда не зарастали осокой. Специально экологией здесь никто не занимался, но и не мусорил («не наглел», на языке Короткова), поэтому, наверное, этот уголок природы и процветал.
От правого берега ручья, который можно было перепрыгнуть, хорошенько разбежавшись, раскинулся широкий луг. Разнотравье, которое радовало глаз. С весны до осени над лугом кружили шмели и пчелы. За комариным «поголовьем» строго следили ласточки и стрекозы. В общем и целом, генерал Коротков поселился в раю. Он хмурился, когда представлял себе, что кто-то когда-то опередит его, построив дом в десятке метров от воды, а на самом берегу срубит баню с черным выходом на саму воду. В мыльной воде плавают разбухшие березовые и дубовые листья, презервативы, ну а вместо головастиков у берега резвятся стаи сперматозоидов. Жуть.
…Он смотрел и смотрел не мигая на желтое пятно на потолке. Смотрел тупо, будто мысли его переклинило. Он не мог понять, откуда взялось это пятно, кто проссал крышу. Бомж? И только когда желтое пятно чуть сместилось, генерал понял природу его происхождения. Его разбудило не уходящее за горизонт солнце (день выдался тяжелый, и он прилег вздремнуть в восьмом часу). Он видел на потолке умирающий солнечный зайчик, который прошел через довольно плотный тюль, найдя крохотный участок в запахнутых наглухо шторах. И генерал вдруг посчитал это сигналом, как будто возвратился в далекое прошлое, в котором одногодка-пацанка поднимала его с постели зеркальцем. Он даже не сумел вспомнить имя девчонки и напрасно при этом морщил лоб.
Память и короткое забытье, эти две враждующие стороны, словно сговорившись, пришли к нему на помощь. Они не дали ему расколотить о стену китайскую вазу (вот еще одна нелепица в русском доме), спасли телевизор от точного попадания пульта, оберегли от череды вспышек ярости. А искусственно нагнетать страсти у него не поднялась рука. Да и подходящий момент ушел.
Он встал с кровати, подошел к окну, распахнул шторы и послал долгий взгляд на зеленую ограду, протянувшуюся вдоль ручья. Как будто ничего не случилось. Но случилось.
