Сегодня он снова оказался один в своем просторном, большом, но не огромном до безобразия доме: жена уехала на неделю к своей двоюродной сестре в Питер. Он на дух не переносил охрану. Вечером включал сигнализацию – надежную, но не эксклюзивную, и этого было достаточно для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Утром он просыпался от еле уловимого шума на кухне и спускался по лестнице, здоровался с домработницей, принимал от нее чашку кофе и спрашивал, что творится в мире, какие новости принесла эта ночь. Потом он одевался, завтракал, мысленно слал жене, нежившейся в постели, поцелуй, садился за руль «Мерседеса» и ехал в город. Он наслаждался ездой на загородной дороге, а на въезде в Москву его поджидал водитель. Он-то и разруливал пробки, включая спецсигналы. В один из таких моментов и заканчивалась мирная жизнь генерала, и он ввинчивался в очередной беспощадный поединок под названием «работа».
Он посмотрел на часы, хотя точно знал, который сейчас час: пару минут назад он отметил время на светящемся экране радиотелефона, когда принимал звонок. Через пятнадцать-двадцать минут домохозяйка уйдет. Сна как не бывало. И сегодня он явится перед ней не заспанным, что само по себе служило знаком расположения к этой молодой еще сорокалетней женщине. Он прошел в ванную комнату на втором этаже и отрегулировал воду, чтобы в первую очередь побриться. Приводил он себя в порядок не спеша, точно осознавая, что и зачем он делает: он оттягивал время. То, что он находится в полной растерянности, было очевидно, и он начал понимать это, когда резко включился в работу, отмечая первую ошибку. Она заключалась в том, что он, планируя операцию, сжигал все мосты, не оставляя за собой ни одного. Для того, чтобы, наверное, слабость, нерешительность не поколебали его устремлений. Он полагался еще и на тонкий расчет. Каждый этап операции был просчитан до мелочей. Но, как говорят и в чем сейчас все больше убеждался генерал, дьявол в мелочах.
Самолет потерпел катастрофу (и это официальная версия) не там, где планировалось. И вот сейчас Коротков понял, что при планировании операции был абсолютно прав, опуская вопрос случая, пусть даже происходило это на подсознательном уровне. Случись накладка, приведшая к катастрофе, над Челябинском, Новосибирском, над Читинской областью, какие бы меры он предпринял? Он не мог бежать вслед за самолетом, как не мог поставить своих людей над каждой предполагаемой точкой случайной катастрофы. Что уже звучало, как отрывок из научно-фантастического рассказа. Сейчас эта околонаучная нелепица позабавила его. Значит, он возвращался к жизни, к нормальному рабочему состоянию. Но еще не пройден ритуал: нужно спуститься в гостиную, оттуда пройти в столовую и поздороваться с Мариной. Он незлобиво чертыхнулся: конечно же, попрощаться до завтра.
Она ответила как всегда сдержанно, без излишней чувствительности к работодателю:
– Я думала, вы в ночь пойдете.
Он тоже ответил ей улыбкой:
– Так и есть. Приготовь мне ужин. Яичницы будет достаточно.
Она молча приняла заказ. И вскоре, поужинав, генерал попрощался с Мариной и вышел из дома. Когда он сел за руль «Мерседеса», то подумал: «Ночь будет длинной». И хищно сощурился: «А для кого-то очень-очень короткой».
Как именно пробрались террористы на борт – существовало несколько версий. Но генерал лично руководил погрузкой, заходил в грузовую кабину. Там никого не было. И директор «Фирмы» пришел к единственному выводу: террористы – это группа Романа Кудрявцева, пусть даже сам Роман стал жертвой сговора своих подчиненных.
С другой стороны, подозревать инкассаторов в захвате самолета нельзя. Против их участия в захвате говорило то, чего в кабине не было, – контейнеры. Они могли сбросить груз, а сами по каким-то причинам опоздали. Это была вполне рабочая версия. В этой связи генерал припомнил, что во время погрузки контейнеров в самолет Роман Кудрявцев нервничал. Почему? Ему предстоял рядовой полет. Недавно он сопровождал груз – пятьдесят миллионов долларов на Сахалин. Банк участвовал в сделке по слиянию двух из пяти нефтедобывающих компаний острова наличными деньгами. Генерал в деталях припомнил поведение Кудрявцева… Тот почти не общался с товарищами, и те, кажется, сторонились его. У Короткова родилось иное определение: дистанцировались. Невольно, разумеется, под давлением своего коварного плана. И еще одна деталь припомнилась генералу: когда он прошел рампой в грузовой салон, Роман Кудрявцев долго смотрел на него странным взглядом. А до этого неохотно посторонился, пропуская шефа. Сейчас генерал с убежденностью мог сказать, что сопровождалось это ревностным взглядом подчиненного. По сути дела, генеральские ботинки топтали пол, на котором каждое ребро рифленки было занесено в реестр или смету плана Романа Кудрявцева. Все так, все так, нервно размышлял генерал. Он все больше распалялся, как если бы застал Романа со своей женой. А может, оставил с ней? Ну что за бардак в голове?.. Генералу нужно было успокоиться. Он налил в стакан традиционной «Метаксы», сделанной из изюма и разбавленной мускатом, и выпил в два глотка. Поймал себя на мысли, что не хочет успокаиваться, что эта взвинченность сейчас ему необходима. К лицу? Черт его знает… Она излечивала его, действуя на манер акупунктуры. Он буквально чувствовал под кожей десятки острых игл.
Коротков был наслышан о том, что взрывное устройство на борту «Ан-12» было оснащено «уникальным замедлителем»: он базировался на приемнике GPS и замыкал контакты на электродетонаторе в месте, программно заложенном в устройстве… Зона проходила точно по сто сорок пятому меридиану, в Охотском море. Изобретатель этого взрывного устройства, а точнее, его отдельной и самой важной составляющей, замедлителя, мог гордиться своей продукцией. А Коротков мог гордиться тем, что в его штате есть такой Кулибин. Он сам про себя распускал слухи о том, что может изготовить адскую машинку из продуктов в холодильнике. Коротков в этом вопросе спорить с ним не мог. Однажды свет в дачном массиве, где у него был небольшой домик, где он изредка встречался с любовницей, вырубили на двое суток и включили минут за двадцать до того, как Коротков приехал отдохнуть. Едва он открыл дверцу холодильника, как его буквально отбросило. Такого смрада он еще не знавал. Голова кружилась до вечера, и подташнивало, как после контузии.
Настоящее имя взрывотехника – Николай Парников. И оно ему подходило. Когда он оперировал специфическими терминами военной инженерии, перемежая их с географическими понятиями, то, на взгляд Короткова, походил на свихнувшегося Паганеля, решившегося утопить один из материков.
Глубина Охотского моря в точке Икс достигала одной тысячи семисот девяноста пяти метров и имела имя собственное – впадина Дерюгина. Ради установления причин гибели грузового самолета почти на двухкилометровую глубину комиссия по расследованию авиакатастрофы не решится послать пусть даже самый современный глубоководный аппарат. К тому же любая комиссия подсознательно побаивается неожиданных результатов.
Николай Парников искал причины своей неудачи в океане общего краха – примерно так определил он положение вещей. Он верил в непогрешимость своего решения, и причины, на его взгляд, лежали не в сбое или несовершенстве его устройства. Их следовало искать «на стороне». Это мог быть человеческий фактор. В первую очередь человеческий. Поскольку факт диверсии был установлен. Но больше всего ему хотелось верить в конфликт устройств, к которому он не совсем корректно применил известный термин «аппаратный вирус». Об этом он и докладывал Короткову, сидя напротив него на жестком стуле. Одет он был вольно, что также не могло понравиться начальству: вареные джинсы, футболка и пиджак. Но он не замечал, что нервирует генерала, гадает, а не анализирует, выкладывая свои версии. И база у него была солидная. Он был информирован не меньше своего высокопоставленного визави. И главным в его умозаключениях был факт использования террористами генератора шума. Об этом говорили многие факторы, основанные на том, что экипаж не проронил ни слова в эфире. Он казался мертвым, а самолетом управляет автопилот. Но мертвые не могут маневрировать. Равно как и автопилот не может совершать маневры, идентичные тем, что совершаются при выброске десанта.
