Гудмэн встал и начал закатывать рукава, чтобы спасти Эрику жизнь в двадцатый раз за свою карьеру.
— Хильда! Сюда! — крикнула я.
Хильда настолько привыкла ко всему этому, что отреагировала совершенно спокойно: просто заглянула, чтобы посмотреть, действительно ли нужны ее услуги. Эрик жестом остановил ее и покачал головой. Он закашлялся, выплюнул орешек в руку и бросил его в урну, стоявшую у противоположной стены. Правда, промахнулся метра на два. Помирать он пока не собирался.
Джеральдина сложила руки на коленях, как чопорная школьная учительница.
— У меня есть еще с десяток вопросов, которые нужно решить, прежде чем обсуждать рекламу. Какую лексику мы используем в эфире, Джейми?
— Вы же знаете, что у нас на пленках; можно пустить: «Я хочу твою маленькую попку», а потом вместо «попки» дать гудок. Я не испытываю желания обсуждать склонность Хартли к анальному сексу непосредственно с Терезой, — ответила я, — так что не знаю, какую лексику она собирается использовать в интервью. И конечно, мне нельзя с ней репетировать. Ее шикарный юрист, Леон Розенберг, сказал мне, что обычно она говорит просто: «…мне в задницу». Однако юристы тратят время Эрика зря. Обычно терпения у него не больше, чем у маленького ребенка.
— И это, дамы и господа, самый вкусный кусочек, который я слышал за тридцать лет работы. Не стоит больше…
Постучась в дверь, к нам заглянула его секретарша.
— Джейми, тебе звонят.
— По телефону Эрика?
— Какой-то Питер; он попросил девушку в приемной тебя найти.
Глава 14
Похищена!
Десять, девять, восемь… Цифры в лифте сменялись слишком медленно. Я пыталась сохранять спокойствие. Когда мне позвонили во время совещания, я почувствовала, что давление у меня поднимается, а потом падает с такой скоростью, что закружилась голова.
— Давай, беги скорее, — сказал Эрик. Этот чокнутый толстяк всегда прекрасно понимал, как для меня важна семья.
Они сидели на длинной, обитой темной кожей скамье в вестибюле; Питер обнимал Дилана за плечи. Я бросилась к ним.
— О господи, ему что, опять плохо было?
— Мам, да остынь ты.
— Я твоя мать, не говори мне «остынь».
«Остынь» — это словечко Дилан подцепил у Питера.
— Может, объясните мне, в чем дело?
— Я не виноват, — сказал Питер. — Это все Дилан. А я просто сказал: «Ну ладно, нужны же иногда приключения». И помните, когда мы говорили о перенасыщенности расписаний, вы со мной согласились. Так что вот такие дела. Мы едем за пределы центра.
Дилан умоляюще смотрел на меня, и этот взгляд разбивал мне сердце.
— Слушайте, ребята, — сказала я, — сюрпризы я, конечно, люблю. И я рада, что вы зашли ко мне на работу. Вы мне очень подняли настроение. Но я не могу просто так сбежать в середине рабочего дня.
— Сейчас половина четвертого. — Питер взмахнул руками. — Вы сами сказали, что любите иногда отходить от плана. Что может случится из-за двух часов?
— Но послушайте, я же и так неполную неделю работаю. Почему бы нам не съездить в понедельник или в пятницу, когда я дома? — Меня начинало раздражать, что он поставил меня в такое положение перед Диланом без предупреждения. — Когда я здесь, у меня много работы, и каждый час имеет значение.
Питер встал со скамьи.
— Да ладно; вы здесь лучший продюсер. Никто и не подумает на вас злиться.
— Вы усложняете мое положение, — шепнула я Питеру, но он не обратил на это внимания и прошептал в ответ:
— Вас очень удивит, если я скажу, что приехать сюда — целиком и полностью идея вашего сына?
Я не ответила, пытаясь сообразить, как увязать дела с желанием сбежать вместе с ними. Напор со стороны не только Дилана, но еще и Питера действовал на меня очень сильно.
Питер сделал шаг в мою сторону. Я глубоко вдохнула, чувствуя, что у меня нет сил устоять против него.
— Послушайте, леди, — сказал он, — вы вообще хоть когда-нибудь развлекаетесь?
«Леди»?
Я решила пойти на компромисс.
— Дилан, пойдем, поедим мороженого в кафе.
— Не хочу мороженого. Некогда. У нас сюрприз. Мам, ты просто умрешь, когда увидишь.
Дилан схватил меня за руку и потащил к вращающимся дверям.
На улице, когда стало ясно, что эту битву мне не выиграть, Питер новел, нас ко входу в метро на углу Шестидесятой улицы и Бродвея.
— Куда мы едем? — спросила я, пытаясь сохранять суровость.
Питер улыбнулся.
— Мы поедем на такой штуке, которая называется метро. Это поезд, который движется под землей; с его помощью бедняки добираются на работу.
Я рассмеялась.
— Вообще-то я довольно часто езжу на метро.
— Пра-а-а-а-авда? — Он приподнял брови, показывая, что не верит мне.
— Вообще-то, да. Когда мне надо в центр, а на дорогах пробки, я езжу на метро.
— Тогда, конечно, вам не придется одалживать мою карточку. Наверняка у вас есть своя в кошельке, чтобы была под рукой в любой момент — это очень удобно.
Я стукнула его сумочкой и пошла по лестнице. Когда мы дошли до турникета, он один раз вставил карточку для себя и еще раз — в соседний турникет — для меня, а потом скова ослепительно улыбнулся:
— Так уж и быть, не буду устраивать вам экзамен насчет того, какая линия ведет из центра.
Гарлем. Послеполуденное солнце сверкало на яркой мостовой, и наши глаза не сразу привыкли к этому блеску. Я посмотрела на Сто двадцать пятую улицу: казалось, деловая атмосфера здания Эн-би-эс, занимавшего целый квартал в центре, и огромных небоскребов, боровшихся друг с другом за место под солнцем, находится на какой-то другой планете. Мой сын, похоже, прекрасно знал, куда идти. Он потащил меня мимо кабачков и пестрых универмагов с выставленными на тротуарах плюшевыми креслами в целлофане. Новенькие банки, «Старбакс» и продуктовый магазин «Патмарк» — следы программы мэра Джулиани по развитию Сто двадцать пятой улицы — чередовались с заведениями постарше и не такими ухоженными. Новое и старое то и дело сталкивалось между собой, накладывая на городской пейзаж отпечаток бурно кипящей жизни.
— Дилан, ты сюда часто ходишь?
— Не скажу. — Сияя от счастья, он держал меня за руку и подпрыгивал на ходу.
Я повернулась к Питеру.
— Мой мальчик так уже с полгода не улыбался.
— Вы еще ничего не видели.
Мы прошли квартал по бульвару Адама Клэйтона Пауэлла и остановились у баскетбольной площадки с ржавыми корзинами. За высокими чугунными воротами мы увидели десятка четыре подростков, в основном черных и латиноамериканцев, которые кидали мячи в четыре кольца без сеток, стоящих вдоль площадки. Бетонное покрытие площадки было все в трещинах, а пара впадин посередине, казалось, так и поджидала кого-нибудь, кто надумал сломать себе ногу.
