— Питер, ты один из немногих, кто знает о существовании этих пленок. Мне не следовало о них упоминать.
— Как я мог о них не знать? Я же практически живу здесь, вы помните? Как вы говорите, я на вас работаю. Вы же знаете, я никогда не подводил вас. Ну, то есть кроме той истории. Обычно не подводил. — Он улыбнулся.
Я устала. И я, правда, ему доверяла несмотря ни на что.
— Ну, хорошо, можешь посмотреть вместе со мной, но это будет работа, а не просто развлечение. Считай, что ты зритель, просто обычный зритель, и скажи мне, что ты обо всем этом думаешь.
Мы пошли в кабинет; я вставила пленку в видеомагнитофон и устроилась на тахте с блокнотом на коленях, словно студентка, которая собирается всю ночь готовиться к экзамену. Питер сел в кресле на другом конце комнаты. Я отпила кофе, пока на экране шли первые минуты интервью.
— Это скучный кусок, здесь мы ее просто разогреваем.
Это последние свои слова, которые я помню перед тем, как заснула. Проснулась я в три часа ночи на тахте, укрытая одеялом. Свет был выключен, телевизор не работал.
Поспав еще четыре часа, я, наконец-то, успокоилась, и в голове у меня прояснилось. Пленки я смогу посмотреть попозже и тогда же хорошенько все обдумать. Я все равно их уже десять раз видела. Я была очарована тем, как Питер вчера за мной поухаживал. Мы с ним официально пересекли пределы прежних отношений и стали друзьями. Можно было перестать сходить с ума насчет Ингрид. Конечно, Питер очень привлекателен, и меня захлестнула волна ревности и неуверенности в себе, но я с этим справилась. Конечно, справилась. Я либо налажу свой брак и научусь жить, приняв все недостатки Филипа, либо мы, наконец, разойдемся. Но об этом я еще не готова думать. А пока что я расследую крупнейший политический сюжет года, и у меня трое здоровых детей. Мне повезло, и я это знаю.
В девять утра я вышла на кухню и приготовила себе завтрак и кофе. Каролина уже отвела Дилана и Грейси в школу. Вошел Майкл, влез на кушетку рядом со мной и стал таскать чернику у меня из тарелки. Я посадила его к себе на колени и крепко обняла. Он потянул в рот кусок рогалика и засунул руку в мой апельсиновый сок; я сделала вид, что хочу съесть пальцы у него на ногах, и он захихикал.
Открылась и закрылась входная дверь. Питер. В темном джемпере с высоким воротником. Раньше он такого не носил. Выглядел он великолепно. Вот тебе и спокойствие, и ясность мысли.
— Ты на несколько часов раньше обычного.
— Я надеялся застать тебя, пока ты не уйдешь.
— Похоже, я вчера не осилила пленки, но я рада, что хоть выспалась. — Я откусила кусок булки. — Извини, что я отключилась. Если подумать, даже хорошо, что ты их не видел. Мне вообще-то не полагается никому их показывать до эфира. Спасибо за одеяло.
— Я их просмотрел.
Я удивленно повернулась к нему.
— Просмотрел? Пока я спала?
— Ага.
Интересно, я храпела? А может, я пускала слюни на подушку прямо у него на глазах?
— Питер, тебе не стоило этого делать.
— Я пытался тебя спросить, но ты заснула намертво, То есть абсолютно намертво. — Он сел рядом со мной. Вид у него был серьезный.
— Я что, все это время проспала?
— Ты выглядела как Спящая Красавица.
Я смутилась так, будто он увидел меня в одном белье. Хотя я бы против этого не возражала, если бы освещение было удачное.
— Нам надо поговорить. Насчет Терезы, И тебе это не понравится.
— Да? Ну, выкладывай, я переживу. Тебе было неинтересно? Интервью скучное?
— Мне было не оторваться.
Я улыбнулась.
— Потрясающе. Ты у нас как раз попадаешь в хорошую выборку. Мужчины от восемнадцати до сорока девяти. Крупные вложения в рекламу. И сплошь из республиканского окружения. Я рада. Теперь можно вздохнуть с облегчением. — Я снова откусила огромный кусок булки с яичницей.
— Нечему радоваться.
— Почему?
— Потому что с этой Будро что-то определенно не так, и я поверить не могу, что ты этого сама не заметила.
Глава 21
Белые пятна зимы
— Все дело в потенциальных рейтингах. Они мешают тебе взглянуть на ситуацию объективно.
Майкл схватил со стола мою ложку и накапал себе на рубашку желтком. Держа его одной рукой, я потянулась к кухонной столешнице у себя за спиной и схватила его любимую игрушечную пожарную машину.
Питер не представлял, о чем говорит, и это в очередной раз напомнило мне, каким он может быть упрямым. Мне не понравился его напор, и от раздражения мне, честно говоря, стало легче. Проще было сосредоточиться на его высокомерии, чем на странных ощущениях вчерашнего вечера.
— Питер, мне бы очень хотелось послушать, что ты об этом думаешь, правда, но я хочу пообщаться с Майклом.
— Или ты позволяешь Гудмэну на тебя давить?
— О чем ты?
— Ладно. Общайся с Майклом. Я подожду тебя у передней двери и провожу до улицы. — Он не позволил мне от него отмахнуться. — Тогда и обсудим.
В прихожей я помогла Майклу найти в шкафу его любимую игрушку — пылесос, из которого выскакивали цветные шарики. Майкл загудел и забегал по кругу, изображая звук мотора и слегка брызгаясь при этом слюной. Я глянула на себя в зеркало. На мне были белые шерстяные брюки, белый джемпер и туфли на каблуке. Иветта, стоявшая в двери, чтобы отвлечь Майкла попкорном и не дать ему заорать, когда я буду уходить, бросила взгляд на то, как я разглядываю себя в зеркале. Потом она увидела, как Питер по-джентльменски придерживает мне дверь, и бросила на меня неодобрительный взгляд. Может, у меня начиналась паранойя. А может, и нет. Я наклонилась поцеловать малыша, прижала его к себе крепко-крепко и посмотрела ему прямо в глаза.
— Мамочка всегда возвращается домой. — Он кивнул, но нижняя губа у него задрожала. — Я люблю тебя, Майкл. Ты мой дорогой малыш. И всегда будешь моим любимым малышом.
Он схватил меня за рукав.
— Попкорн! Хочешь попкорна?
Глаза у него засияли; Иветта подхватила его, как маленький самолетик, и понесла в детскую. Перед уходом я сняла гольфы и бросила их на кушетку в прихожей. Ингрид как-то сказала мне, что весь секрет в босых ногах, даже посреди зимы.
— На улице холодно.
— Я знаю.
Он что-то буркнул насчет «чокнутых местных жителей» и пропустил меня в дверь первой. Протискиваясь мимо него, я почувствовала, как екнуло мое сердце, и, стоя в лифте, попыталась отвлечься, думая о том, как Национальный комитет Республиканской партии подаст на нас в суд после выхода сюжета с Терезой.
Мы вышли на улицу, и я вдохнула в себя свежесть и великолепие декабрьского утра. Снега еще не было, и день казался совершенно сухим. Я любила Нью-Йорк прямо перед наступлением холодов; лето ушло совсем недавно, и его присутствие еще ощущалось. Я вдруг поняла именно в эту минут, что сегодня, может быть, последний хороший день перед наступлением зимы, перед тем, как улицы города покроются темной кашицей талого льда.
