— Так я ваша невеста? — без обиняков начала она.
— Вы против? — Он улыбался, и, как всегда, в улыбке его смешалась целая палитра чувств: восхищение, опасение, надежда и… и что-то совсем новое, чему Дина еще не знала названия.
— Нет. — Дина сжала в руках книгу и повторяла пальцем изгибы потертой серебристой тисненой заглавной буквы на черной обложке. — Не против.
— Так уверенно?
— Это выглядит неприличным? — Она подняла взгляд и посмотрела Константину Константиновичу в глаза.
— Не думаю… Просто… Это выглядит нетривиальным. Ведь я не делал вам предложения, вы не раздумывали над ним…
— По-моему, уже все произошло… Ну, все, что происходит между влюбленными. Произойдет ли оно в действительности — уже не столь важно… Или я не права?..
— Но ведь в действительности это будет гораздо приятней?
Дина улыбнулась и опустила голову:
— Возможно. Я не знаю. Со мной такого еще не было.
— У вас еще не было?.. не было мужчины?
— Вас это удивляет? — Она снова посмотрела на него.
— Я вам уже говорил… в вас меня удивляет все. — Константин Константинович взял Дину за руку, и они просидели так, пока их одиночество не нарушили вернувшиеся соседи по палате.
Новый опыт
Дина сегодня выглядела необычно. Константин Константинович еще ни разу не видел ее с волосами, распущенными по плечам: обычно она носила или «конский хвост», или пучок под тоненькой сеточкой.
Когда Константин Константинович с аппетитом поел и откинулся на подушку, Дина спросила:
— Съедобно?
Вместо ответа, он засмеялся:
— Сказать, что все, что вы готовите, очень вкусно, — значит не сказать ничего! И вообще… не хочу словами принижать всю прелесть моего нынешнего положения. Просто посмотрите на мою довольную физиономию. Да, я счастлив, что поломал ногу!
— Возьмите свои слова обратно!
— Ни за что! — сказал он и без перехода продолжил: — А вы сегодня другая, Дина. Я вас такой еще не видел. — И во взгляде его снова появилось то самое выражение, которому Дина еще не нашла определения. Он протянул Дине руку: — Сядьте рядом.
Дина пересела на край постели.
Константин Константинович взял прядь волос и перекинул ее со спины на грудь. Уложил волной. Потом передумал, распахнул полы ее белого халата, под которым была бледно-зеленая блузка с вырезом «лодочкой» на крупных пуговицах в цвет ткани. Он снова уложил волосы волной на обнаженную шею, на блузку. Дина смотрела на руку Константина Константиновича, лежавшую поверх пижамы на груди. Ей хотелось прижаться к ней губами, ей хотелось целовать эти крупные красивые пальцы.
Играя Дининым локоном, Константин Константинович задел запястьем Динину грудь. Она вскинула на него глаза.
Едва касаясь тонкой блузки, Константин Константинович провел тыльной стороной пальцев по груди Дины. Потом еще раз.
Они смотрели в глаза друг другу, и говорить что-либо не было нужды. Тем не менее Константин Константинович произнес едва слышным шепотом, почти одними губами:
— Я хочу вас целовать.
Дина, не отводя взгляда от его глаз, кивнула.
— Вам почитать? — спросила она совсем не своим от волнения голосом.
— Почитайте, — ответил Константин Константинович.
Дина потянулась за книгой, лежавшей на тумбочке.
В этот момент заскрипела постель за ее спиной.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал сосед по палате самому себе и вышел с журналом под мышкой.
Константин Константинович, словно только этого и ждал, поднял руку и провел пальцами по щеке Дины. Потом коснулся ладонью волос, пригнул ее голову к своему лицу. Ниже… губы почти коснулись губ.
Они целовались долго. Дина и представить раньше не могла, какое это приятное… да нет, для этого занятия не существовало достойного определения. Она вроде и была… вот здесь, рядом с любимым, и словно бы не была… Она ли это — Дина?., или не она?.. Она все чувствует: и упругие, жадные и нежные губы, целующие ее… и руки, ласкающие ее лицо, шею, волосы… И не чувствует ничего: вихрь, сметающий все ощущения, опустошающий Динину оболочку, уносит и ее куда-то во вневременье, в бесчувствие…
Они оба устали. Дина выпрямилась. Константин Константинович дышал шумно и неровно и смотрел на Дину горящими глазами. Он коснулся ее лица, провел пальцами по шее, по вырезу блузки… и принялся расстегивать пуговицы. Под блузкой оказался глухой атласный лифчик, проникнуть под который оказалось совершенно невозможно — даже одним пальцем…
Дина деликатно убрала руку Константина Константиновича и застегнулась.
Скрипнула дверь — это вернулся с прогулки второй сосед.
* * *
Когда на следующий день утром — не было и десяти часов — в палату вошла Дина, Константин Константинович очень удивился:
— Дина!.. Здравствуйте. Что это вы сегодня так рано? Или я субботу прозевал?
Дина поздоровалась со всеми и принялась распаковывать свертки.
— Нет, вы ничего не прозевали. Сегодня среда. Просто в цехе профилактика, и практикантов распустили. — Она села на постель. — А вы уже знаете последние новости, Константин Константинович?
— Вы о чем?
— Что вас выписывают на следующей неделе?
— Э-эх! — сокрушенно воскликнул он. — Я сам хотел вам сюрприз сделать.
— Не огорчайтесь, у вас еще будут и поводы, и возможность.
— Правда? — рассмеялся Константин Константинович.
— Правда, — кивнула Дина, раскрыла книгу и стала читать вполголоса.
Через некоторое время соседи заскрипели сетками своих кроватей, загремели коробкой с шахматами и вышли из палаты.
Дина, не прекращая чтения, распахнула халат и медленно — пуговица за пуговицей — расстегнула все ту же, светло-зеленую, блузку.
В первый момент Константин Константинович прикрыл глаза. Потом открыл их и протянул руку к Дининой шее. Кончиком пальца коснулся ключицы, провел им вертикально вниз, чуть раздвинул полы блузки. Обнажилась кожа — шелковистая, слегка смуглая. Он робко коснулся пальцами этой кожи.
Дина смотрела на его лицо — на влажно блестящие глаза и подрагивающие ресницы, на приоткрытые губы. Она слышала его шумное дыхание, а сама почти не могла дышать. Он изредка поднимал на нее тяжелый взгляд и все водил пальцами — то кончиками, то тыльной их стороной — по маленькому аккуратному куполу, покрытому прохладной нежной кожей.
— Дина… Дина… — едва слышно повторял он. За дверями раздался приближающийся шум. Дина прикрылась больничным халатом и, продолжив чтение, застегнула пуговицы на блузке.
Дверь распахнулась, и двое санитаров ввезли в палату громыхающую каталку с очередным раненным где-то на полях сражений с житейскими обстоятельствами. Они переложили его на свободную кровать рядом с Константином Константиновичем, балагуря и сопровождая свои действия подобающими репликами вроде: «Принимайте пополнение, вот вам новый сосед, просим любить и жаловать» — и тому подобными.
