— Вам нехорошо? — Он тронул ее за руку.
— Нет, напротив. — Она подняла глаза. — Мне удивительно хорошо.
— Звучит жизнеутверждающе.
Она рассмеялась:
— Это мое любимое словечко! — И осеклась. — Я, наверное, кажусь вам… спятившей?
— Вы кажетесь мне очень милой, — сказал он, и его глаза заискрились, будто повернулся вокруг оси калейдоскоп.
Она закрыла лицо и замотала головой:
— Это тоже мое словечко!..
— Приятное начало, — сказал он.
И весьма опасное, подумала она и посмотрела прямо на него.
Он не отвел глаз.
Она вдруг ощутила, как электризуется атмосфера. В висках гулко застучало. В голове поплыло. И жара была уже ни при чем.
Его взгляд блуждал по ее лицу, волосам, рассыпанным на плечах и груди, и, возвращаясь ей в зрачки, приносил новую порцию электричества.
Нужно прекратить, она не вынесет этого напряжения. Или его губы должны целовать ее, а руки — сжимать в объятиях… До боли, до бесчувствия…
Она отвернулась и, безнадежно прикрыв глаза, ожидала взрыва, который вот-вот разнесет в клочья и их машину, и всех этих горемык, застрявших на свою беду вместе с ними в злосчастной пробке…
Раздался нарастающий рокот. Ну вот, началось!..
Но это просто разом заурчали моторы, исторгнув из-под металлических брюх мутную черно-бурую лаву, накрывшую их с головой. Воздух стал похож на расплавленный агат.
Они медленно двинулись в общем потоке.
Красавец фургон с густой паутиной вместо лобового стекла, помятой сбоку кабиной и разорванным тентом стоял на обочине. Тут же пыхтели оба тягача, переводя дух с чувством выполненного долга и вполне гордые собой. Мигали красно-синими огнями букашки с надписями МИЛИЦИЯ и ГАИ, а в стороне явно скучала «скорая помощь». Декорацией к этой совершенно киношной картинке служил пологий откос, покрытый высохшей желтой травой и усыпанный разноцветными банками и коробками.
— Бедолага, — сказала она.
— Бедолага, — повторил он.
Сделав пируэт по развязке, они выехали на прямую как стрела трассу.
Впереди над дорогой, еще довольно высоко, висело разбухшее, похожее на желток солнце. Оно плавилось в им же самим соделанном пекле, но упрямо продолжало изливать на землю немилосердную жару.
Они ехали молча — под шуршание шин и яростный стрекот цикад, врывавшиеся с тугими потоками горячего воздуха в открытые окна.
Напряжение ушло, словно его выдуло встречным ветром, и стало казаться недоразумением. Хотелось болтать и шутить.
Но новый знакомый, похоже, забыл о том, что не один: непринужденно откинувшись в кресле, он легко и уверенно вел машину.
Она поглядывала краем глаза на его руку, лежащую то на рычаге передач, то на руле, на напряженные мышцы ноги, выжимающей педаль акселератора, — что-то очень чувственное было в этом монотонном действе, в этих медлительно-мягких, но властных жестах.
Она отвернулась.
«О чем он думает? Мечтает о встрече, которая отложена на сутки?.. И все же кого он встречал? Увы, не меня…»
Это было немного грустно, и она решила сменить тему.
Здорово вот так ехать и ехать — невесть куда, без конца и цели — вдыхать, словно впервые, запахи окружающего мира: раскаленного солнцем асфальта, пересохшей травы, этот будоражащий аромат незнакомого мужчины…
Стоп! Мы же договорились.
Ехать, не сбавляя скорости, и ощущать кожей — такой живой кожей! — горячий порывистый ветер. Горячий и порывистый, как ласки возлюбленного… Как вот эта большая ладонь…
Нет, она больше не хочет бороться с собой! В конце концов, она такова, какова есть, и больше никакова. Она хочет слышать этот голос, обращенный к ней, смотреть в эти глаза… Взять в свои ладони его усталое лицо и заглянуть в печальные глаза — печальные, даже когда они улыбаются… Что в них: одиночество? боль? и то и другое? Ну же, психолог доморощенный!..
Можно попробовать в стиле папы Хэма: «Если вам повезет и вы заслужите его доверие, то в разговоре он будет смотреть прямо на вас, и тогда вы без труда разглядите в глубине его глаз несколько зарубцевавшихся шрамов на израненной душе…»
Компилятор-самоучка, обозвала она себя тут же, но мимоходом порадовалась стройности и легкости мысли… Неужели эта легкость вернулась?.. навсегда?..
Что же это происходит? Все перемешалось… Она снова живая, вокруг снова жизнь. Но как же тогда быть с тем, что было?.. Нужно разобраться: плохо это или хорошо? хорошо или плохо?..
Скорей бы приехать, поблагодарить и попрощаться. Сейчас она скажет своему спутнику, что пообедать с ним не сможет, извинится и попросит высадить у первой же станции метро… она вспомнила, у нее кое-какие дела… а пообедать… ну, может быть, как-нибудь в следующий раз…
Она повернулась к нему. Он поймал ее взгляд.
Доли секунды хватило, чтобы снова прийти в смятение, потерять почву под ногами и ощутить головокружение…
Это выше ее сил! Скорее бы приехать, поблагодарить, попрощаться…
— Вы что-то хотели сказать?..
— Н-нет… просто…
Скорее приехать и попрощаться!
— Как вы смотрите на короткую водную процедуру перед обедом?
Она удивленно вскинула брови:
— У вас где-то в кустах припрятан душ?
Он засмеялся:
— Не совсем душ.
— Баня?
Он снова засмеялся:
— Небольшой естественный водоем в лесной глуши.
— Заманчиво… — сказала она. — Но я… простите… без купальника.
— Я тоже, простите, без купальника. — Он улыбался. — Но проблема решаема… Соглашайтесь.
Машина сбавила ход, и, словно подталкивая к единственно правильному ответу, жара плотнее стиснула свои душные объятия.
— М-м-м… соглашаюсь.
— Ну что ж, прекрасно.
Они свернули сначала на обочину, а потом на едва заметную дорогу, уходящую в заросли.
Маленькая жестяная коробочка на колесах переваливалась с боку на бок и только что не кряхтела от натуги и обиды. Обступивший лес, сгустившийся воздух и вздыбившаяся кочками земля — все, казалось, противилось бесцеремонному вторжению этого инородного тела с двумя седоками, ставшими одним — враждебным окружающей гармонии — целым.
Подавшись всем корпусом вперед, водитель разглядывал следы полузаросшей колеи.
Она неотрывно смотрела на его напряженную спину, сдерживая себя, чтобы не прикоснуться к ней рукой, лицом… И думала, что, будь он любовником, везущим ее в тайный уединенный приют, она бы сгорала от нетерпения и страсти… Она просто сходила бы с ума…
