Когда Джеймс приехал домой вечером в пятницу, у него был такой вид, словно он помылся в раковине. Именно это он и сделал, потому что в том же самом мотеле переехал в более дешевый номер. Ванная на этом этаже была общая для постояльцев из четырех номеров. Она никогда не пустовала, и Джеймсу пришлось воспользоваться маленькой раковиной, приткнувшейся в уголке спальни, чтобы помыться и почистить одежду. Он разрывался между желаниями произвести хорошее впечатление на жену и вызвать у нее сочувствие к себе. В конце концов обстоятельства не позволили ему произвести хорошее впечатление, и он остановился на втором варианте. Они увидятся со Стефани впервые после того, как она его выставила. Он знал, что она-то будет выглядеть хорошо, поскольку ей предстоит свидание (с кем бы оно ни было). И понимал, что ревновать не имеет права. Если она уже кого-то встретила, пусть это и казалось невероятным, ему придется принять это и жить дальше.
Но ему хотелось игры на равных, хотелось знать, что еще остается шанс вернуть жену, что еще не все потеряно, потому что ее сердце похитил кто-то еще. Он пытался представить, кто это мог быть. Наверное, кто-то из ее старых знакомых, кого она держала про запас. А что, если это кто-то из его приятелей? Из тех, кто был на дне его рождения? Стоило только подумать об этом, как ему становилось тошно.
Дверь открыл Финн, и Джеймс увидел, как выражение лица сына с радостно-взволнованного сменилось на испуганное. Словно на пороге стоял гризли Адамс. Джеймс пожалел, что не побрился, но кто мог знать, что за какую-то неделю у него отрастет такая щетина? Когда Финн понял, что пришел его папа, он позволил обнять себя, но тут же отстранился и сказал:
— От тебя так странно пахнет.
— От тебя тоже, — ответил Джеймс.
Финн провел его на кухню, где Джеймс рассчитывал увидеть Стефани, но ее тут не было. Он надеялся, что перед ее уходом они успеют переговорить. Он слушал, как Финн рассказывает ему о случившемся за неделю (Себастьяна вырвало на ковер коричневым, а посередине был большой комок, похожий на мертвую мышь), и одновременно прислушивался, не раздадутся ли ее шаги на лестнице. Но минуты бежали, и он понял, что Стефани не намерена общаться с ним без необходимости.
— А мама где? — спросил он Финна в перерыве между его рассказами.
— Наверху, — ответил сын. — Она сегодня вечером уходит.
— А… — сказал Джеймс как можно небрежнее, понимая, что только плохой отец способен втянуть сына в свою личную драму. Но все равно спросил: — И с кем же?
Финн, к счастью, не понял, что его используют, и, пожав плечами, ответил:
— А я знаю?
Примерно в четверть шестого он услышал, как Стефани спускается по ступеням, и приготовился. Но она заглянула только на секунду и сказала, что попросит таксиста, который доставит ее домой, отвезти его в мотель, тем самым подчеркнув, что ему не стоит рассчитывать на беседу с ней за полночь за чашечкой чая. Скользнув по нему взглядом, она присмотрелась уже более внимательно, но никак не прокомментировала его внешний вид. Потом торопливо поцеловала Финна и в момент исчезла. Выглядела она роскошно — джинсы, высокие каблуки — одно из ее излюбленных сочетаний, и облегающий голубой топ. Услышав, как за ней захлопнулась входная дверь, он опустился на стул, словно из него выкачали все силы.
Спустя шесть часов Джеймс, уложив Финна гораздо позже положенной половины девятого, поскольку хотел подольше побыть вместе с ним, дремал на диване, когда услышал, как открылась и захлопнулась входная дверь. Он сел, сонно моргая.
— Такси ждет у крыльца, — сказала Стефани, входя в комнату.
Джеймс потер глаза.
— Хорошо провела время?
— Да, спасибо.
Она явно не собиралась поощрять беседу, и он сказал:
— Хорошо, тогда я пойду, — и встал.
Стефани держалась на ногах не вполне твердо, словно порядком выпила.
— Когда я снова тебе понадоблюсь, дай мне знать, — сказал он. — Я хотел бы видеться с Финном как можно чаще.
— Только в следующий раз постарайся привести себя в порядок, — напутствовала его Стефани. — Не думаю, что ему полезно видеть тебя таким неряхой.
Вот и дождался сочувствия, подумал он, уходя.
Глава 40
А в Нижнем Шиппингеме Кати все еще была героиней дня. В деревне каждая новость становится сенсацией, а подобная история могла давать пищу для сплетен многие недели. Здесь почти каждый был как-то связан с Джеймсом, даже если его сосед один раз вызывал его к заболевшему хомячку. Теперь общий вывод гласил, что «он всегда был какой-то странный», хотя еще пару недель назад те же самые люди находили его приятным, обязательным и надежным. Кати наслаждалась своим положением жертвы («Как мог он так поступить именно с ней — такой безответной, такой кроткой!»). В магазине к ней подходили сердобольные старушки и убеждали, что без него ей будет только лучше и где-то есть мужчина, который станет обращаться с ней как с принцессой, как она того заслуживает.
Ее бизнес процветал потому, что люди пользовались ее услугами, чтобы поддержать ее материально («Ей надо больше загружать себя работой, бедняжке») и чтобы послушать историю в захватывающих подробностях («А вы знаете, ведь он и Симону Найтли пытался соблазнить, словно двух женщин ему мало!»). Симона и сама со смаком рассказала Кати сильно подредактированную версию случившегося той ночью, когда она, пьяная, вешалась Джеймсу на шею. Естественно, в этой версии она выглядела потерпевшей, а Джеймс — развратником. Она сказала Кати, что Ричард в ярости и грозит размазать Джеймса по стенке, если тот когда-нибудь посмеет сунуться в Нижний Шиппингем.
Сэм Макнейл сказала Кати, что управа обязала Джеймса снести пристройку к лечебнице. Но так как его нынешнее нахождение было неизвестно, эта новость могла дойти до него только по истечении определенного срока, после которого за неисполнение постановления полагался штраф. «Как безответственно с его стороны, — говорила она, — уехать вот так, не оставив адреса».
Кати пробовала сопротивляться намерению Сэм взять ее под свое крыло, но та твердо решила стать ей родной матерью и то и дело зазывала ее к себе на коктейль или на обед. Пока она раздувала пламя вокруг злополучной пристройки, Кати с этим мирилась, но теперь она пыталась выскользнуть из-под душного одеяла дружбы Сэм. Пришло время ей немного развлечься, завести собственных друзей и вообще пожить в свое удовольствие.
Кати раньше не была близко знакома с бывшей секретаршей Джеймса Салли О'Коннел, но теперь подумала: а почему бы им не стать подругами? Салли тоже пострадала от Джеймса и, кроме того, могла оказаться полезна.
И вот одним прекрасным утром, вооруженная пакетиком собственноручно испеченных пирожков и с самой своей обаятельной улыбкой наготове, Кати постучалась в дверь дома Салли и представилась.
— Я думаю, ты не должна спускать ему этого, — сказала она, когда они с Салли пили чай с пирожками на кухне. — На такой случай предусмотрен закон. Нельзя увольнять людей вот так сразу, что бы они, по-вашему, ни сделали.
