Прежде чем уйти с работы в пятницу, Хелен позвонила Софи, сообщила, что нога у нее уже почти прошла, и договорилась о встрече. Сказать по правде, Софи забыла о ней; ведь, как нам известно, на нее свалилась масса проблем, в том числе разрушенный брак. Но когда Хелен напомнила ей о ее великодушном предложении, Софи отреагировала на редкость приветливо. На самом деле Софи считала походы в спортзал пустой тратой времени. Правда, она честно собиралась ходить в спортзал в обед, чтобы улучшить фигуру, но перспектива находиться там, в обществе незнакомки, да еще такой нормальной и симпатичной, была просто невыносима. Софи промучилась все выходные. Она по натуре была одиночкой — семья и работа не оставляли много времени на общение. После разрыва с Мэтью контактировать с посторонними стало еще труднее. Софи казалось, будто на ней ярлык «неудачница» или «отверженная». И, тем не менее, она согласилась с новой знакомой по имени Элинор: да, ей следует бывать на людях; ей придется пройти через это. Она постаралась поскорее закончить разговор, не нарушая приличий.
Софи никогда не умела заводить друзей. В школе она всегда была «третьей лишней» среди трех подружек. Спустя какое-то время она узнавала, что другие двое встречаются у нее за спиной по вечерам. Она все время боялась, что ее бросят. Если бы ее спросили, кто были лучшие друзья ее детства, она бы не сразу нашлась с ответом. В семь лет она дружила с Келли и Мишель, в девять — Шарлотта и Кэтрин, в двенадцать — Элла и Надя, в пятнадцать — Оливия и Эмма. Но если спросить о том же самом остальных девочек, выяснилось бы, что ни одна из них даже не помнит Софи. Нет, она не была изгоем, просто не умела строить личные отношения с друзьями. А всего-то и надо было лишний раз повисеть на телефоне и отпроситься у родителей на вечер…
Вполне понятно, после замужества Софи быстро растеряла подружек молодости. Она ссылалась на занятость на работе, но на самом деле ей просто так было проще. Куда легче поддерживать формальные отношения с женами и подружками друзей Мэтью. Достаточно дружелюбные отношения, но никакого сближения. Они никогда не встречались без мужей и приятелей; да и о чем они стали бы говорить? Иногда, несмотря на то, что семейная жизнь окутывала ее как кокон, защищая от внешнего мира, Софи все же ощущала бремя одиночества. Но только иногда.
Хелен вошла в «Фит фор лайф», опоздав на две минуты. Был один из тех серых и ветреных февральских дней, который превращали Лондон из оживленного города в угрюмое и гнетущее нагромождение серого камня и обозленных людей. Неожиданно на Хелен накатила тоска. Что она здесь делает? Почему она не может просто смириться с тем, что Мэтью выбрал ее, и радоваться жизни? Она поймала себя на том, что гадает, куда ушла ее старая жизнь. Пусть не все идеально, но ведь у них сейчас настоящая идиллия. Она так долго этого ждала! — Она так любила понедельники, среды и четверги, когда он приходил. Теперь она не могла понять, почему попусту тратила остальные вечера — торчала дома в одиночестве и развлекала себя сама.
— Элинор. Привет.
Хелен не сразу поняла, что обращаются к ней.
— Похоже, у вас тяжелый день.
Она одарила Софи своей лучшей улыбкой из серии: «Смотри, как дружелюбно я улыбаюсь».
— Нет, я в порядке. Горю желанием приняться за дело.
Они записали Хелен в клуб (Элинор Питт, работаю в журнале «Брэд» — Хелен вовремя заметила подходящую обложку на ресепшене) и поболтали об ужасной погоде по дороге в раздевалку. Оказавшись внутри, Хелен с тревогой осознала, что пространство общее, без отдельных раздевалок, так что им с Софи придется переодеваться рядом.
— Вы, должно быть, ходили в спортзал и раньше, — сказала Софи, снимая пальто и стаскивая через голову свой кремовый свитер, под которым оказался белый шелковый бюстгальтер.
Хелен с трудом заставляла себя не пялиться на Софи; она чувствовала себя школьницей-извращенкой и все же окинула Софи быстрым взглядом, когда та вылезала из коричневых брюк.
Фигурка ничего. Грудь лучше моей, живот обвис — растяжки; на бедрах целлюлит. Но в целом неплохо. Ничего, во всяком случае, такого, на что Мэтью мог бы пожаловаться. Он видел эту женщину, эту незнакомку обнаженной каждый день последние пятнадцать лет. Как странно!
— Да, просто я много двигаюсь…
«Мне следует написать себе биографию», — подумала она, испугавшись, что каким-то образом выдаст себя. Говорила ли она Софи, что просто вышла подвигаться, когда они встретились в тот день? Она не могла вспомнить.
Очевидно, говорила.
— Ну, и как вам здесь?
— Хорошо, хорошо, очень хорошо.
Отлично, подумала Хелен. Если она будет придерживаться такого искристого уровня разговора, не пройдет много времени, как они станут лучшими подругами.
Они расположились друг против друга на тренажерах, время от времени поглядывая друг на друга. Софи объяснила, как увеличивать нагрузку, и Хелен, которая последние пять лет бывала в гимнастическом зале два раза в неделю, притворилась, что ей интересно. Хелен чувствовала, что Софи не терпится от нее отделаться, но не грубо, а вежливо — раз уж она сама пригласила ее в клуб, надо соблюдать правила приличия. Хелен точно знала, как чувствовала бы себя, если бы была на месте Софи. Скучающей и раздраженной. Пытаясь поддержать разговор, она спросила Софи, есть ли у нее дети, но Софи просто ответила: «Да, двое» и дальше распространяться не стала. Хелен пыталась задавать ей вопросы о работе и убила на это примерно полторы минуты, затем Софи спросила о ее работе, выяснила пару вещей и постаралась отложить их где-то в памяти, чтобы найти их снова, когда они понадобятся. Они еще немного поболтали, качая мышцы рук: обсудили преимущества диеты доктора Аткинса по группе крови (Хелен не было до нее никакого дела, и она была совершенно уверена, что и Софи тоже), реалити-шоу «Большой брат», сравнительные достоинства универмагов «Харви Николз» и «Селфриджиз». Потом перешли на лондонские пробки. Отчаянно скучавшая Хелен была готова назвать это расплатой, бросить тренировку и вернуться на работу, но тут случилось чудо. С одной из беговых дорожек свалился мужчина. И не просто мужчина, а крупный толстяк с плохой стрижкой. И упал он не сразу, а сначала затанцевал на месте, дико вращая глазами, словно страдающий ожирением Фред Астор, отбивающий чечетку. Наконец, силы оставили толстяка, и он, рухнув с тренажера, растянулся на полу.
Номер один в списке «Того, над чем нельзя смеяться». Впрочем, номера с первого по четвертый гласили:
Нельзя смеяться над:
Толстяками;
Плохой стрижкой;
Над теми, кто упал и ударился.
Возможно, от облегчения, но неожиданно для себя Хелен почувствовала, что не может сдержать смеха. Она услышала фырканье и обернулась на Софи, которая покраснела и тряслась от хохота. Просто нелепо — две взрослые женщины, которым не стоило бы заходиться в истерике при виде неудачи другого. Толстяк уже сел; ему помогали сочувствующие, бросавшие неодобрительные взгляды в направлении Хелен и Софи. Но у толстяка на голове встала дыбом верхняя прядь, как петушиный гребень. Сейчас он напоминал жирного цыпленка. У Хелен в уголках глаз выступили слезы, а Софи пыталась изо всех сил замять неловкость, притворившись, что кашляет. При этом обе продолжали качать мышцы рук.
