– Много ты понимаешь… – Буркнула Марина. – И чтобы – ни звука.
В коридоре на Марину налетел веселый Степаныч. В руках он бережно, как ребенка, держал бутылку «Столичной».
– Мариночка! – просиял он, – тебя там гость дожидается. Хороший человек!
– Какой еще гость? – недоуменно пожала плечами Марина, открывая дверь в комнату.
Перед включенным телевизором в кресле дремал Антон. Когда дверь скрипнула, он тотчас подскочил, но, увидев Марину, потер глаза и улыбнулся:
– Привет.
Помимо воли, сердце девушки заколотилось так, что стало больно груди.
– Это ты Степанычу на водку дал? – спросила она первое, что пришло в голову, стараясь скрыть волнение.
– Я. Забавный мужик. Он мне за это комнату открыл.
– Не отдаст.
– Ничего, переживу.
– И что ты здесь делаешь?
– Жду тебя.
– Зачем?
– Я привез платье, – он кивнул на лежащий на кровати сверток. – Ты забыла.
– Отлично. Будет, в чем пойти на работу.
Он встал, подошел, испытующе заглянул в лицо.
– Куда ты исчезла в прошлый раз?
Она отвернулась, поправила волосы, боясь встретиться с ним взглядом:
– Домой. Куда же еще?
– Я бы отвез тебя.
– Есть хочешь? – спросила Марина.
– А что?
– Колбаса есть, пельмени магазинные. Я не слишком люблю готовить.
– Пойдет.
Она пулей вылетела на кухню. Стоя у плиты, едва перевела дыхание, ощущая себя полной дурой.
Антон разглядывал морские пейзажи, висевшие на стенах.
– Это ты рисовала?
– А кто же?
– Здорово. Всегда хотел уметь рисовать. Вот тот где делала?
– Здесь. В этой комнате. Я никогда не была на море.
– Правда?!
– Зачем мне врать? Садись за стол.
– А себе? – спросил он, увидев одну тарелку.
– Не хочу. Я только что из гостей. У подруги был день рожденья. У твоей соседки, Ады.
– Ну и как она?
– Ничего. Ее приятель – настоящее дерьмо.
– Бывает, – посочувствовал Антон. – Может, все-таки составишь компанию?
Он вытащил откуда-то пакет, достал бутылку вина и кучу всевозможных салатов в пластиковых корытцах.
– Я взял разных. Не знаю, что ты любишь.
– К чему все это? – Марина, наконец, нашла в себе силы заглянуть в его точечки-зрачки.
Он молча провел ладонью по ее волосам, осторожно коснувшись виска, медленно спускаясь вниз, по щеке, по шее… Она вновь ощутила предательскую слабость в коленях. Она хотела сказать: «Не надо», но лишь беззвучно шевельнула губами. Ее разум твердил: «Нет», но тело отвечало: «Да»… Он властно привлек ее к себе, опускаясь на кресло…
После, сидя в одной смятой блузке, Марина испытывала смешанные чувства. Она хотела сказать, что вовсе не стоит воспринимать ее как какую-нибудь дешевую давалку, к которой можно завалить в любое время с бутылкой и банкой салата… Но сейчас все выглядело именно так, и отрицать было просто глупо. Поэтому она закурила и попросила налить вина.
– У тебя загранпаспорт есть? – спросил он, протягивая бокал.
– Есть. Нам на работе всем сделали. Однажды я выезжала в Париж. Там был показ.
– Понравилось?
– Да, только времени было очень мало. Один Лувр и успела посмотреть.
И тогда Антон сказал:
– Собирайся. Поедем в Ниццу.
– Когда?
– Сейчас.
– Ты спятил? – Марина покрутила пальцем у виска. – Мне завтра на работу.
– Не волнуйся, я все улажу.
«Это – безумие, – твердила себе Марина, переступая порог аэропорта в „Шереметьево-2“. – Это – настоящее безумие…» То же самое она продолжала повторять, когда за ней бесшумно затворились стеклянные двери VIP, когда она поднималась по трапу к белоснежному лайнеру с синими буквами «Эйр Франс» на борту, когда улыбчивая стюардесса поднесла к ее креслу напитки и фрукты, когда огромный город превратился за окном в созвездие крошечных разноцветных огней и, наконец, вовсе исчез из виду.
Глава 3
Мурлыча под нос нехитрую мелодию, Шурик Маслов возился с пленками в лаборатории, под которую приспособил специально снимаемую однокомнатную квартиру. Воспоминание о примирении с Юлькой поднимало ему одновременно и настроение, и кое-что другое.
«Она, конечно, стерва, но восхитительная. Мог ли лет пять назад двадцатилетний лоботряс в стоптанных кроссовках, вытертой куртке, со спортивной сумкой через плечо и стареньким „Зенитом“ на шее, сошедший с поезда на пыльный асфальт одного из московских вокзалов, даже вообразить, что будет трахать одну из самых красивых женщин не только России, но и всей старушки-Европы. И она будет стонать в экстазе как самая обычная провинциальная девчонка… Маслов довольно ухмыльнулся, жмурясь, как сытый кот.
Кто как, а уж он-то взобрался на свой Олимп.
Пять лет назад Александр Маслов впервые ступил на московскую землю. В его внутреннем кармане, помимо тощего кошелька, лежал телефон одного саратовского кореша, по слухам весьма преуспевшего в Первопрестольной. Кореш не подвел. Он сделал Шурику временную прописку, подыскал дешевую комнату и пристроил на работу в приличное рекламное агентство. И началась веселая столичная жизнь. Целый месяц они кутили напропалую со смазливыми сексапильными куколками, мечтавшими о карьере в модельном бизнесе. Затем у Маслова закончились деньги. Полученного жалования фотографа хватило на два дня. Шурик впал в уныние.
И тогда кореш предложил заработать. С изумлением Шурик узнал об истинном направлении его процветающего бизнеса. В одном из спальных районов столицы кореш держал бордель. Суть работы Шурика состояла в том, что он должен был тайно заснять одного из любителей «клубнички» – преуспевающего бизнесмена, почтенного отца семейства, когда тот развлекался сразу с двумя малолетками. До сих пор Маслов отчетливо помнит потную жирную спину и трясущиеся щеки своего первого «объекта».
Через несколько дней довольный до соплей кореш торжественно вручил Шурику его долю – две тысячи долларов наличными. И работа пошла.
Из значительного числа клиентов кореш безошибочно вычислял тех, кто не станет поднимать шума и пыли. Жалости к «объектам» Маслов не испытывал – дорожишь репутацией, так сиди дома, а не шляйся по притонам. Сам он вел поистине эпикурейский образ жизни, тратя добытые бабки на девочек и развлечения. Для разъездов по городу купил «шестерку» – к чему «светиться» крутой иномаркой? К одежде Маслов был также крайне равнодушен, меняя ее по мере пришествия в негодность. Без разницы, какой на тебе прикид. Главное, что под ним.
