— Уймись.
Друзья чокнулись, чача оказалась приятной — душистой, густой, без привкуса дешевого самогона.
— Нет, Генка, хоть убей, никак не пойму: какого черта ты полез в эту грязь? Оставался бы лучше в науке да пописывал спокойно летописи о нашем безумном времени. Глядишь, потомки бы добром помянули.
— Заткнись, другой темы нет?
— Есть, — ухмыльнулся Валентин. — Что за даму ты сегодня привел? Язык не поворачивается назвать ее по-другому. Я даже перед ней оробел, честно!
— Это ты меня спрашиваешь? Она же твоя гостья, я видел ее первый раз в жизни!
— Серьезно? Вот не подумал бы, вы так мило вместе смотрелись. Что, действительно, только здесь познакомились?
— Да.
— Странно, с кем же она пришла? Я не приглашал, это точно, не имею чести быть с ней знаком. Такую женщину забыть невозможно. Слушай, а что мы мучаемся? Давай у нее и спросим, каким Макаром эта дама тут оказалась?
— Не спросим.
— Почему?
— Ушла.
— Надо же, — хмыкнул хозяин, — прямо Золушка: свалилась нежданно на голову, заинтриговала и тут же исчезла. А жаль, весьма занятная личность. Есть в ней что-то… — он запнулся, подбирая слово, не нашел, восторженно щелкнул пальцами: — Бесовщина какая-то сидит в этой дамочке! Без дураков, очень хотелось бы ее написать. Телефончик мой дал?
— Конечно.
— Ладно, будем надеяться, что позвонит.
Не позвонила. Ни на следующий день, ни во вторую неделю, ни позже. Молодого политика закрутили дела, чертовщина с совпадением лиц и имен постепенно вытеснялась нормальными буднями. А через месяц они встретились снова.
…Он не хотел идти на эту идиотскую презентацию. Проблем навалом и на работе, и дома — ни передохнуть, ни вздохнуть. Но положение обязывало и, проклиная все на свете, добросовестный депутат потащился на очередную тусовку, ничего не дающую ни уму, ни сердцу, с одними и теми же гнусными мордами, затасканными фразами, фальшивыми улыбками и бесившей фамильярностью. Однако, как ни крути, выборы не за горами, надо быть ближе к электорату. Станешь чваниться, невзлюбят, вытащат на свет поносные пеленки, в которых еще мама принесла из роддома, и будут размахивать ими на каждом углу. Ситуацию не переломят, но нервы попортят, а нервные клетки еще пригодятся.
Нынешнее мероприятие оказалось чуть приятнее остальных, по крайней мере, не вызывало рвоту. Всего парочка журналюг, сатирик, набивший оскомину своим юмором, двое сопляков из фракции правых, остальные — солидный народ, с такими не жалко и время терять. К тому же вполне сносный фуршет, без позорной толкучки вокруг накрытых столов, с симпатичной закуской и выпивкой, какую можно пить без опаски загреметь на больничную койку. Удалось даже завязать весьма выгодное знакомство с одним хмырем из налоговой, подобных типов полезно иметь под рукой. Новый знакомый увлеченно перемывал косточки прежнему премьеру, когда над ухом раздался негромкий голос.
— Добрый вечер!
У налоговика округлились глаза, рот растянулся в плотоядной ухмылке, лицо в момент поглупело, и солидный чиновник превратился в мальчишку из коммуналки, подглядывающего за голой соседкой в дверную щель ванной.
— Добрый вечер, — машинально пробормотал Геннадий и обернулся. Но та, на чье приветствие он ответил, уже прошла мимо, ее независимая спина отбивала всякую охоту к движению следом.
— Кто это? — выдохнул чинодрал и приказал, вдруг перейдя на «ты»: — Познакомь! — видно, решил, что при подобном раскладе лучше сразу занять командную высоту — Слушай, сведи меня с этой девахой, немедленно!
— Человеку твоего положения и возраста посредники не нужны, — огрызнулся Геннадий.
— Думаешь, не пригожусь?
— Если честно, я и сам ее толком не знаю. Виделись мельком где-то. Кажется, журналистка, то ли газетчица, то ли телевизионщица, не помню, — приврал депутат. — Вроде зовут Ольгой. Извини, мне срочно нужно позвонить.
— Валяй, — безразлично бросил фискал и прямиком двинул к желанной цели.
А собеседник мысленно пожелал ходоку свернуть себе шею.
Не свернул, но и удача настырному типу не улыбнулась. Уединившись с бокалом мартини в укромном уголке, Геннадий внимательно наблюдал за жалкими потугами толстобрюхого коротышки произвести впечатление. Рядом с высокой стройной Ольгой тот выглядел просто комично. Нелепо размахивал руками, по-бабьи прыскал в кулак и, едва доходя предмету своих вожделений до носа, постоянно запрокидывал голову, отчего становился похожим на игрушечный экскаватор с поднятым кверху ковшом. Правда, этот минус выходил в то же время плюсом: скрывал чиновничью плешь. Наблюдатель усмехнулся и переключился на откровенно скучавшую девушку, перед которой метал бисер важный чиновник.
Тогда в Валькиной студии она потрясла своим сходством с Высоцкой. Теперь становилась понятно, что первое впечатление обмануло. Эта Ольга была старше, выше, смуглее, другие губы, глаза, заносчивый нос, который так и тянуло одернуть, независимая манера держаться, привычка всюду появляться одной — от нее за версту несло ферамонами, способными сводить мужиков с ума. Таких «тронутых» уже оказалось двое. Первым помешался Коваль, загоревшийся «поработать» с редкой моделью, второй, позабыв обо всем на свете, усердно виляет сейчас хвостом, выпрашивая хоть какую подачку. Впору бежать и делать прививку от любовной заразы. И все-таки эта Ольга чем-то неуловимым удивительно напоминала ту. Геннадий почувствовал нестерпимое желание поймать сходство обеих.
— В навозной куче всегда отыщется жемчужное зерно, правда? — перед депутатским носом вырос какой-то верзила и, приветливо улыбнувшись, добавил: — Добрый вечер, могу познакомить.
— С кем?
— С той девушкой, за которой наблюдаете вот уже десять минут. Вы — за ней, я — за вами, вполне возможно, что кто-то заинтересуется и мной, — его улыбка обезоруживала, но фамильярность раздражала. Кроме того, «наблюдатель» ненавидел неожиданности, а этот наглец возник внезапно и тем самым априори настроил против себя.
— Чтобы знакомить, надо самому быть знакомым со мной.
— А мы не просто знакомы, Геннадий Тимофеевич, — проигнорировал сухой тон улыбчивый тип. — Когда-то вы даже нуждались во мне. Мы глотали литрами кофе, курили пачками сигареты и клялись, что как только добежим до цели, сразу станем вести здоровый образ жизни. Помните нашу клятву? — Он выбросил вперед указательный и средний пальцы, плотно прижатые друг к другу. — Коарис! — потом хитро прищурился и невинно спросил: — Неужели депутатство так отбивает память, или я, правда, здорово изменился?
Абракадабра из двух слогов от фамилий будущего депутата и его правой руки, именуемая клятвой, напомнила первые выборы, дружную команду, отчаянно сражавшуюся за своего кандидата, восторг победы, с каким не сравниться даже оргазму, и вечно хмурого молчуна, генератора многих полезных идей, бросившего их сразу после предвыборной кампании, как будто процесс заменял для него результат.
