— Поймет, Тимофей Иванович. А вам рановато о смерти думать, вы еще пригодитесь и внучкам, и внукам, и детям.
— Думаешь?
— Уверена.
Вспоминая бесхитростный монолог, Мария усмехнулась. Бедный Тимофей Иванович даже не подозревал, насколько не трогали ее эти душевные излияния. Игра с отбившейся от семейного стада заблудшей овцой могла обернуться для игроков серьезной проблемой, и больше всего досталось бы в финале игрунье. Но в наивной затее отставного вояки был драйв, возможность пожить чужой, придуманной жизнью. Это перешибало любой риск.
Она прислушалась. За дверью беседовали громко и весело, как будто собирались из дома в гости, только спорили, когда выходить.
— Давай в восемь.
— Нет, это поздно, у меня рабочий день до семи. Ты предлагаешь мне ждать тебя целый час? Да я за это время домой доеду, поужинаю, чаек попью и успею что-нибудь по телевизору посмотреть.
— Ладно, подъеду к семи. Но сначала заскочим ко мне. Ты, между прочим, еще мою новую берлогу не видел, хоть посмотришь, как я живу.
— Посмотришь с тобой, как же. У тебя там небось охрана шныряет, а я чужих не люблю, тем более холуев.
— С каких это пор, отец, ты стал шарахаться своих собратьев? У меня всего три охранника, из них двое — бывшие военные.
— А третий?
— А третий — пропетый, — отшутился голос, что помоложе. — Кончай, батя, препираться! Я подъеду к семи. Покажу тебе свою квартиру, перекусим где-нибудь, потом заброшу тебя домой. Отговорки не принимаются, жди! — звякнул колокольчик, хлопнула дверь, и тут же наступила тишина.
Эксперт повернула в обратную сторону ключ, уверенная, что сейчас к ней снова заявится продавец-консультант. В салоне опять тренькнуло, послышались новые голоса. Женский о чем-то спрашивал, мужской терпеливо что-то бубнил, в бубнеж вмешался третий, порядком поднадоевший — все это было неинтересно. Она бросила ежедневник в сумку, привычно закинула ее на плечо, беглым взглядом окинула стол и вышла. Даже если податься в свободное время некуда, сиднем сидеть за рабочим столом — гробить жизнь.
Июньский день пропитался выхлопными газами и влагой после недавнего ливня. Москва, конечно, город волшебный, но фланировать по мокрым, загазованным улицам не хотелось. Мария посмотрела на часы: четыре. Самое бестолковое время: рановато даже для бокала вина. Она иронически хмыкнула. О чем можно думать, когда в кошельке забито только отделение для монет, купюры отдыхают в чужих карманах и радовать собой не собираются еще целых три дня. Только в среду мадам Подкрышкина вручит эксперту тощий конверт и скажет, как осчастливит.
— Вот, дорогая! Вы, как всегда, были на высоте, спасибо, — воткнуть бы ей это «спасибо» в глотку, чтоб подавилась.
«Дорогая» презрительно фыркнула и побрела к метро. С работой надо что-то решать. С одной стороны, здесь никто жилы из нее не тянет, народ (полтора человека!) относится с почтением, а шеф так и вовсе заглядывает в рот, справедливо считая, что наличие в куцем штате эксперта со знанием трех языков значительно повышает статус «Ясона». Это — плюсы, которые выглядели уныло, непрезентабельно и, являясь кандидатами на вылет, теряли силу. Минус один — жалкие копейки, ежемесячно вручаемые Викторией Акакиевной с покровительственной улыбкой. Но этот отрицательный знак перевешивал все положительные разом. Он перечеркивал будущее, и не предвиделось второго такого знака, способного при объединении с себе подобным дать положительный результат. Мария шагала, сосредоточенно разглядывая асфальт. Кроме математической головоломки, нагонявшей тоску, требовала решения еще одна: младший Козел. Вспомнился звонок среди ночи, когда насмерть перепуганный депутат требовал срочно приехать для обсуждения ситуации. В тот вечер она решила остаться в квартире, арендованной на время игры: в их выселках отключили горячую воду. Предусмотрительный Тимофей Иванович, просчитав наперед все ходы, учел и появление сына в доме мнимой учительницы. Памятливый отец воссоздал в деталях интерьер и скромную обстановку, где когда-то вправлял мозги той, что морочила голову его бедному мальчику. Отцовская память, как и стратегия опытного вояки, возымела эффект: гость с успехом проглотил наживку, подсунутую «хозяйкой» в паре с закоперщиком игрового эксперимента. Теперь игроков прибавилось, и один из «команды» вознамерился ввести свои правила, не задумываясь о результате. Безобидная забава превращалась в проблему, которая ставила под угрозу спокойную жизнь. Она свернула с Садово-Кудринской на Малую Бронную, чтобы дворами пройти к метро, и через пару шагов едва не пропорола носом асфальт, увидев вдруг под ногами жучка с красной пятнистой спинкой и черной головкой. «Божья коровка! — умилилась горожанка и бережно подхватила двумя пальцами залетное насекомое. — Господи, да откуда же ты тут взялась, малышка? — Маша вспомнила детский стишок и, продолжая шагать, зашептала: «Божья коровка, полети на небо, там твои детки кушают конфетки, чертям раздают, а тебе не дают». Но непослушная букашка, комфортно пристроившись на человечьей ладони, взлетать не собиралась, застыла, с интересом изучая линию сердца. И поступала мудро, потому что вместо конфеток небо одарило дождем. Раскрывать зонт Мария не стала: летний дождик — пустяк, дело привычное, а этот жучок — редкость и посылается на удачу. Так они и двигались вперед парой, с интересом приглядываясь друг к другу: одна — по мокрому асфальту на каблуках, другая — щекоча ладонь. Через десять шагов божьей коровке наскучила эта сплоченность, и она стартанула в небо, вняв, наконец, убедительным просьбам, а Мария раскрыла зонт и прибавила шагу. Мелкая сетка дождя сменилась тугими бечевками ливня, норовившими исхлестать незащищенные ноги. Девушка выскочила через дворовую арку на улицу и, прикрываясь зонтом, как щитом, рванула к спасительной букве «М». Проезжавшая мимо «Нива» обдала веером брызг из дорожной лужи, белый костюм, взятый только что из химчистки, покрылся бурыми пятнами. Прохожая злобно чертыхнулась вслед хамской колымаге и, придерживая сползающую с плеча сумку, попыталась отряхнуть заляпанный бок. Попытка вышла неудачной: мешал зонт, вырываемый из правой руки порывами ветра. Мария перехватила помеху левой рукой и наклонилась вперед, чтобы дотянуться правой до грязной юбки. Сумка соскользнула с плеча и шлепнулась в лужу. Бедолага чертыхнулась вторично, нагнулась ниже, стараясь ухватиться за мокрый кожаный бок. Нельзя человеку поминать часто черта, нечистый тут же объявится и примется вытворять всякие пакости. Из неловкой руки выпал зонт и, кувыркаясь, помчался прочь от своей корявой хозяйки, а из продуктового магазина напротив выскочил обвешанный пакетами хмырь и поскакал к серебристо-голубому «Фольксвагену», припаркованному у бордюра. Водитель торопился к комфорту, но в спешке врезался в бело-бурую немочь, удившую что-то в луже. На встрепанную мокрую голову посыпалась клубника, полетел лаваш в целлофане, тюкнул по носу твердый сыр, долбанула по макушке бутылка кампари. У Марии потемнело в глазах, и она рухнула в лужу, кляня погоду, природу и перестройку, способствующую щедрому отовариванию идиотов. Сверху спланировал белый пакет с синей аббревиатурой ЛДПР и прилепился к грешному рту, прикрыв заодно глаза, которые и без того не глядели б на этот мир. Заигрывание с божьей коровкой пошло не на пользу.
