И при этом я не хотела знакомить его с подругами. Мне он был не нужен, но раз уж я одна, пусть и он никому не достанется. В череде моих увядших, пресных или кислых недолговечных дружков Гей Макс был самым аппетитным, его почти не надо было стыдиться.
Очень тяжело расставаться с прошлым и наблюдать, как другие люди встречаются с вашими экс-любимыми. Некоторым это безразлично: кажется, почти все их лучшие друзья – прежние любовники. Когда я в первый раз встретила мужчину, который сообщил мне, что его лучший друг – бывшая любовница, мне стало трудно дышать. Досчитав до десяти, я пришла в себя, выдохнула и изобразила улыбку. Они ведь не зря расстались, повторяла я себе, глотая кофе и мороженое. Остается только надеяться, что причина их расставания не в том, что момент был неподходящий. А вдруг сейчас подходящий? В итоге я отколупала свой новый маникюр и вернулась домой.
– Черт, в этом доме нечего есть!
Я уставилась в пустой буфет, надеясь хоть что-то там найти, а Линус скулил у моих ног. Держась за ручку деревянной дверцы, я оглядывала знакомые припасы и перебирала варианты. Вот пакет спагетти, но соус сделать не из чего. Я вспомнила, как готовила для Гэйба спагетти с фрикадельками. Мы пировали дома с бутылкой кьянти. Гэйб так меня развеселил, что у меня от хохота кусок спагетти через нос вылетел. Гэйб решил сохранить его на память.
– Давай-ка, Стеф, прикинем, куда его можно положить.
– Зачем?
– В следующий раз, когда ты скажешь: «Не смешно, Гэйб, не смешно», я тебе сразу покажу на спагетти. – Обычно мое «не смешно» относилось к его пародиям на Остина Пауэрса.
– Ты знаешь, что ты чокнутый?
– Ну да, но ты меня все равно любишь. – И правда, я его любила.
Кроме спагетти, в буфете оказались только крекеры. Когда тебе шесть лет, это самое то, но для взрослого голодного человека от них толку мало. Обычно я находила утешение за другой дверцей, в холодильнике. Приходилось пробираться сквозь специи и приправы к салатам; утешение обычно пряталось в отделении для молочных продуктов. Меня до сих пор удивляет, что в холодильниках специально предусмотрены такие отделения. В детстве я считала, что это неправильно. Разве туда можно залить молоко? Твердых молочных продуктов я себе представить не могла – это как с паром и льдом: вечно забываешь, что на самом деле это та же вода.
Холодильник зиял пустотой, исключение составляли лишь сода да кетчуп. Мне пришло в голову, что даже мой холодильник свидетельствует: «Она холостячка». Это хуже морщинок у глаз:
– Стеф, пойдем чего-нибудь купим, и ты мне приготовишь поесть, – предложил Макс. – Это же не настоящий «выход из дома», это не считается.
– Ну ладно. – Эта идея меня даже чуть взбодрила.
Вот такие у нас отношения – по одному разговору все ясно. «Ты мне приготовишь поесть» – «Ну ладно». Макс тонко ловит такие вещи, хотя обычно для этого требуется общее прошлое. Поэтому когда он просит что-нибудь себе приготовить, я никогда не бросаюсь в бой, несмотря на весь мой феминизм. Ничего нет хуже, чем готовить для человека, который ест только для поддержания жизни. С Максом все наоборот – он обожает поесть, поэтому и взаимоотношения у нас расслабленные и аппетитные, как отдых на пляже – шлепанцы, защитный крем и тому подобное.
– Ну так мы идем или нет?
– Ладно, встретимся в «Ситарелла».
– Ну ты и пижонка, Стефани, – деликатесы тебе подавай?
Я не собиралась спорить. Мне сгодятся продукты и из «Гристедес».
Макс вечно опаздывал, так что, чтобы не терять зря времени, я отыскала тележку. В конце концов, я собиралась готовить на двоих. Вообще-то в последнее время я делала покупки с ручной корзинкой, как все одинокие, и порой начинала казаться себе крючконосой жестковолосой старой ведьмой из детского стишка, которая живет в башмаке и плетет золотую нить. Непривычно было делать покупки лишь для самой себя. Когда я только-только ушла от Гэйба, то оглядывалась через плечо, перед тем как взять корзинку. Я тогда еще жила в Верхнем Ист-Сайде в нашей оплаченной больницей квартире с двумя спальнями. Одна. Бог знает, где жил Гэйб, но я ужасно боялась наткнуться на него или его коллег-врачей. Покупки с корзинкой превратили развод из туманной идеи в реальность моей жизни. А уж в продуктовом магазине он окончательно воплотился в жизнь – стоило взглянуть на полупустую корзинку. Нежирное молоко, два яблока и зерновые крекеры. Такая корзинка свидетельствует о двух вещах: вы одиноки и несчастны. Может, стоит добавить это в мой профиль на сайте знакомств?
В «Гристедес» я постепенно расставалась с тоской и шла к свободе. Понятие «мое» в продуктовом магазине обретает особый смысл. Вот этот товар мне по душе. Это делает меня счастливой, и значит, я могу прямо сейчас его купить. Мне незачем учитывать еще чьи-то вкусы. Я ощущала себя счастливой эгоисткой. Наконец-то можно было пройти мимо банок с тунцом, которые приходилось покупать для Гэйба. Я не знаю ничего отвратительнее консервированного тунца, разве что потроха. Зачем его вообще делают? И кто только придумал консервы? Консервированная рыба, цыплята, устрицы – неужели хоть кто-нибудь просыпается утром и думает: «Хочу консервированной курятинки»? Это просто ужасно неправильно. Даже если придет Макс, к полкам с консервами я не подойду! И уж точно никогда больше не приготовлю ничего из консервов. Вот свобода, которая приходит с разводом – можно говорить: «Никогда больше». На тот момент эти слова относились к тунцу, но потом дойдет очередь и до мужчин, которые боятся встретить проблему лицом к лицу и раболепствуют у напедикюренных ножек своих мам.
Молодых матерей в магазине узнать легко. У них полные тележки куриного филе в виде звездочек, коробок с соком и сырных палочек, а еще пластырь и салфетки. Замужних я тоже узнаю. Женщина рядом со мной явно только что вышла из спортзала, даже не сняла леггинсы; ее встрепанные волосы стянуты в узел на затылке, а кольца нет, но она наверняка замужем. Достаточно посмотреть на пироги с мясом и готовые обеды в ее тележке. Да и вон тот тип с консервами, может, и увлекается исподтишка садомазохизмом или чем-нибудь еще в этом духе, но покупки он делает явно не для себя, разве что его тайный порок – прокладки и крем для бритья для деликатной кожи. Явный порок у него тоже присутствует: оранжевый цвет в одежде и совершенно бандитские усики. Но даже у него холодильник был не холостяцкий: и неудачников кто-то любит.
Прошло десять минут, Макс не появлялся, и я замерзла. В гастрономах почему-то всегда холодно. На мне были майка и тренировочные штаны – наряд в стиле «я оделась во что попало, но все равно классно выгляжу». Ладно, к черту, возьму корзинку – тележка мне ни к чему, зачем ею громыхать попусту, а ждать я больше не хочу... Ха, а вот и Макс! Он очутился возле меня в одно мгновение, сверкая тележкой. Прямо супермен какой-то.
– Классные титьки!
– Ну тебя. – Я посмотрела вниз и скрестила руки на груди.
– От меня-то нечего прятаться. Ты классно смотришься в майке. И оставь эту дурацкую корзинку – мы же готовить будем. – Макс раскинул руки в стороны, словно ребенок, говорящий отцу, что любит его во-от так сильно. – Настоящий обед!
