Все преступления рано или поздно раскрываются, виновные несут наказание и так далее — это правило. Тогда зачем вообще нарушать закон? На что надеяться? Есть закоренелые преступники, им все нипочем, они привыкли. А как же другие, кто впервые идет на совершение преступления? Это огромная тема. Но вот в случае с "Группой «Щит»... Удостоверения имели в свое время уже надоевшие госчиновники, те же правоохранители, кое-кто из лидеров преступных группировок. И вот тут совершенное ха-ха: в уставе агентства черным по белому написано, что одной из его функций является устранение лидеров преступных группировок, чуть выше — внедрение своих агентов в различные государственные ведомства, получение информации от силовых структур. Так и вышло: лидеры грызлись насмерть с лидерами, ведомства с ведомствами; лидеры заказывали друг друга, ведомства не отставали от них ни на шаг. Причем некоторые из них входили в пресловутую организацию.
«Вот дурдом!» — качнул головой Седов, вставая и прохаживаясь по комнате. Бессонная ночь, несколько чашек крепкого чая слегка кружили майору голову, сложилось такое чувство, что он с утра похмелился — сразу, как только открыл глаза, проглотил полный стакан водки. Оттого и такие мысли.
Мысль о дурдоме ему понравилась, и он вернулся к ней. Это не смех, не похмельное настроение, вполне серьезно. «Щит» аккуратно исполнял свои функции. Приходит теневой лидер, делает заказ, платит. Приходит другой лидер — тоже самое. Третий... Из трех — два отправляются в невозвратное путешествие. Арифметически грамотно поставленная задача? Тогда руководителю самое место во главе государства, задача — борьба с коррупцией и преступными элементами — удачно решается; и близок тот час, когда нечистых на руку останется только треть. Потом и эта треть будет потихоньку таять. А если создать пару, тройку «Щитов»? У-у!..
Но что-то они не тают. Вместо двух встают четыре. И чем меньше становится населения, тем больше преступников. Наступит тот великий час...
Как тут разобраться? Какую голову надо иметь? Размером с небольшой стадион? А может, и не надо разбираться, просто принять "Группу «Щит» такой, какая она есть, и не лезть в дебри. Ни к чему обвинять целую страну в умопомешательстве, а взять только отдельный случай. Пусть даже с такими опасными симптомами. Это как сама жизнь — нельзя повернуть назад, дни идут только вперед, — вот этим правилом, наверное, и живут многие, идут, так сказать, в ногу с жизнью.
«Грустно? — осведомился у себя Седов, опуская кипятильник в стакан. — Нет, просто невесело».
Вода в стакане закипела. Седов выключил кипятильник, на глаз высыпал из пачки примерно чайную ложку чая. Глядя, как оседают чаинки, рассеянно взглянул на название: чай «Восточный».
Да, главная ошибка руководителя группы особого резерва «Щита» носила восточную фамилию Усманов. Хрен с ними — с лидерами, чиновниками, бизнесменами, — зачем же с товарищами по оружию так? Всему можно найти объяснение, но этому — нет. Видно, действительно что-то не в порядке с мозгами у вооруженного идеолога, крестного отца "Группы «Щит». И с сердцем. И с руками. А может, наоборот, все у него подходит под определение «железного» Феликса?
Глава 16
57
Клиника, где лежал Андрей Авдонин, находилась на пересечении улиц Комарова и Новоградского шоссе. Без лишней волокиты, как того требовало удостоверение, Аксенова проводили к лечащему врачу Авдонина Марату Ягдташеву. Из предварительного разговора по телефону следователь выяснил, что самочувствие Авдонина не вызывает опасений.
— Я бы хотел поговорить с вашим подопечным, Андреем Авдониным, — сообщил следователь, не принимая приглашения присесть. Он намеревался закончить это дело быстро.
— Пожалуйста. — Марат по-деловому устроился за столом своего кабинета. — Но прежде я хочу узнать тему предстоящего разговора.
Аксенов хмыкнул.
— Тема, как вы понимаете, сугубо конфиденциальная. В интересах следствия...
Врач перебил его:
— Тогда ничем вам помочь не могу. Извините.
— Может, вы не разглядели мое удостоверение? — любезно осведомился Аксенов.
— Почему же, зрение у меня хорошее.
— Тогда в чем дело? Что, Авдонин в коме? Он не реагирует на внешние раздражители? Находится в реанимации?
Марата не смутили вкрадчивые интонации следователя, и он настоял на своем:
— Пока я не буду знать темы разговора с больным, вы его не увидите.
Несколько секунд в кабинете висела абсолютная тишина. Казалось, невыспавшийся Аксенов даже не дышит; только где-то в глубине ушных раковин следователя слышались какие-то щелчки и шуршание, словно кто-то водил шариковой ручкой по барабанным перепонкам.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я хочу поговорить с Авдониным о его попутчике.
— Конкретнее, пожалуйста.
— О девятилетнем мальчике. — Аксенов удивлялся дерзости врача и своему терпению. Незаметно для себя он опустился на стул.
— Все равно для меня это ничего не значит. Пожалуйста, назовите несколько начальных вопросов. Если я сочту их неприемлемыми — прошу меня извинить.
— А если они окажутся приемлемыми?
— Тогда я дам вам знать, что вы можете задать следующий вопрос.
— Вы хотите сказать, что будете присутствовать на допросе?
— На допросе — нет. Во время беседы — да.
— Хорошо. Во-первых, я хотел бы спросить у... больного, разговаривал ли он с мальчиком или нет. Если да, то на какую тему.
— Чем вызваны эти вопросы?
— Интересами следствия. Во многом или нет, не знаю, но часть вины за дорожно-транспортное происшествие лежит на вашем пациенте. Если не вся вина целиком.
— Вы знаете, что ДТП произошло как раз в том месте, где погибли жена и дочь Авдонина?
Аксенову захотелось подарить свое удостоверение Марату.
— Вы хотите сказать, что он теперь намеренно сажает детей, чтобы их убилось как можно больше? Он что, ваш пациент, действительно до такой степени ненормальный?
— Вы не похожи на следователя.
— А вы на врача, — парировал Аксенов. — Так когда я смогу поговорить с Авдониным?
— Разрешите узнать, как самочувствие мальчика.
— Отвратительное. Вы даже не можете себе представить, до чего ему сейчас плохо. Жаль, не могу рассказать все в деталях.
— Понимаю, интересы следствия принуждают вас к этому.
— Именно так: принуждают.
— Знаете, мне бы не хотелось, чтобы мой пациент узнал о том, что состояние его пассажира, с ваших слов, так ужасно. Во всяком случае, в ближайшие дни. Авдонин получил сотрясение мозга средней тяжести, его состояние внушает мне опасения. Я знаю его довольно давно, он мой бывший пациент. — Марат помолчал, глядя на нервничающего следователя. — Но, видимо, принимая во внимание интересы следствия, все-таки придется сообщить ему об этом. Я сам сформулирую сообщение, и вы заучите его.
