Она не успела договорить – зазвонил телефон. В тишине кабинета этот звук показался оглушительным и почему-то зловещим. Алиса испуганно посмотрела на Ольгерда.
– Мне взять трубку? – спросил он.
Она кивнула. Ольгерд подошел к телефону.
Это был очень важный разговор. Алиса сразу это поняла, по тому, как он напрягся, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих трубку. На том конце провода все говорили, говорили, а Ольгерд лишь кивал.
– Кто это? – Алиса попыталась забрать трубку, но он нетерпеливо махнул рукой, развернулся к ней спиной.
Она запаниковала. Что же там такое случилось? Что заставило невозмутимого и галантного Ольгерда вести себя так некорректно?…
– Я все понял, мы уже выезжаем. – Он отложил трубку, нерешительно посмотрел на Алису.
– Что? Кто это был? Куда мы выезжаем?! – спросила она, чувствуя, как ноги наливаются свинцом и колени начинают мелко дрожать.
– Ты только не волнуйся. – Ольгерд взял ее под руку.
Все самые страшные новости начинаются с фразы «ты только не волнуйся» – Алиса была в этом уверена.
– Кто?!
– Зинон. С ней произошел несчастный случай. Она выпала из окна.
Ноги ее больше не держали, Алиса рухнула в кресло, спросила шепотом:
– Она жива?
– Жива. – Ольгерд налил ей воды. – Но состояние очень тяжелое. Нас просили приехать.
– Куда? – Алиса оттолкнула стакан. – Куда ее увезли?
– В Склиф.
К Зинон их не пустили, не помогли ни уговоры, ни деньги. Состоянии крайне тяжелое. Пациентка прооперирована и находится в отделении интенсивной терапии. Прогнозы пока делать рано. Вот и все, что им с Ольгердом удалось узнать у врачей. Чуть более разговорчивыми оказались служители правопорядка. С их слов картина вырисовывалась страшная, просто немыслимая. Зинон выпала, или выбросилась – это еще предстояло выяснить – из окна своей квартиры. Зинон жила на пятом этаже, у нее почти не было шансов, но ей повезло, если это можно назвать везением: она упала на «козырек» подъезда и осталась жива.
– От нее за версту несло алкоголем, – сказал мальчишка-милиционер. – В таком состоянии выпасть из окна – раз плюнуть. Влезла на подоконник шторки поправить, или еще что, и тю-тю, прямо через окно.
– Окно было открыто? – Алиса заставляла себя не думать о лежащей в реанимации Зинон, она пыталась понять, что произошло. – Зинон никогда не открывала окон, у нее кондиционеры.
– Может, в трезвом состоянии и не открывала. – Мальчишка-милиционер почесал затылок. – А по пьяни открыла.
– Зинон не пьет! – сказала она с нажимом. – Не пьет и не открывает окон.
– Да? Тогда, может, это не она лежит сейчас в реанимации? – спросил мальчишка ехидно, и Алисе захотелось его ударить – сильно, наотмашь. Чтобы он перестал язвить, чтобы на собственной шкуре почувствовал, что значит – больно. Она сжала кулаки, так, что ногти впились в кожу. Надо держаться, ради Зинон.
– А что это за история с помершим банкиром? – вдруг спросил мальчишка. Серые, с прищуром глаза смотрели на Алису в упор, и ей стало ясно, что он не так прост и не так бездушен, как кажется, просто у него такая работа, сволочная.
– Не понимаю, о чем вы, – сказала она холодно.
– Я о Ремизове. Ходят слухи, что ваша подруга довела его до ручки.
– Ходят слухи?! – Алиса презрительно улыбнулась. – Не знала, что в обязанности милиции входит сбор городских сплетен.
– В наши обязанности много чего входит. – Парнишка тоже улыбнулся. – Такие, как вы, заваривают кашу, а такие, как я, ее расхлебывают.
Это заявление попахивало классовой враждой. Оно о многом говорило. Парнишка, небось, вырос в рабочем квартале, скорее всего, в неполной семье. Чтобы вырваться из окружающей его серости, стал ментом. Мог бы поступить в какой-нибудь ВУЗ, но на ВУЗ у его мамы не было денег, а у него самого не хватало знаний, и он нашел единственно правильный выход. Мальчик вырвался из серости и грязи, стал профессионалом, научился уважать в себе человека, но так и не научился мириться с теми, кто «по другую сторону баррикад», с теми, кого он теперь должен был защищать. Алиса его понимала – сама когда-то была такой, – но не одобряла.
– Мы вам еще нужны? – спросила она устало.
– Нет, – буркнул мальчишка, – пока нет. Если понадобитесь, вас вызовут.
– Как скажете. – Алиса отвернулась, взяла Ольгерда под руку. – Поезжай домой.
– А ты?
– Я вернусь к Зинон.
– Но врачи говорят, что до утра ничего не изменится.
– Я помню их слова. Ольгерд, спасибо тебе за поддержку, но будет лучше, если я побуду рядом с ней.
– Я с тобой. – Ольгерд решительно тряхнул снежно-белыми волосами.
– Езжай домой, – сказала она мягко и убрала свою руку. – Извини, мне нужно побыть одной.
Он хотел было возразить, но передумал, проводил ее до крыльца больницы. Поцеловал в щеку, шепнул:
– Не приезжай завтра на работу, отдохни.
– Зинон никогда не открывала окна. – Она всхлипнула. – Ты мне веришь?
– Да, я тебе верю. Держись, Алиса.
Ночь прошла в метаниях и мучительных ожиданиях. Наступивший день не принес облегчения. Операция не помогла. В состоянии Зинон ничего не изменилось, она так и не вышла из комы.
– Сколько еще ждать? – спросила Алиса у врача.
– Я не знаю. – Тот развел руками. – Мы сделали и делаем все, что в наших силах. Мы удалили субдуральную гематому, прооперировали разорванную селезенку, удалили кровь из брюшной полости. Остальное не в нашей власти.
– А в чьей? – спросила она с надеждой.
Врач грустно улыбнулся, поднял глаза к потолку.
Алиса расплакалась…
* * *
– Уф! – Виктор опрокинул в себя рюмку коньяка. – Терпеть не могу такие мероприятия. Столько никому не нужного пафоса и официоза! Значит так, Клим, слушай мою волю! Если я умру раньше тебя, хочу, чтобы ты присмотрел за моими похоронами. Никаких чертовых катафалков, никаких гробов с кондиционерами, никакой прессы. И еще, проследи, чтобы крышка гроба была закрыта, а музыка играла какая-нибудь жизнеутверждающая. В следующей реинкарнации я собираюсь стать рок-музыкантом.
– Отвали. – Клим сбросил пиджак, ослабил узел галстука. – Ты переживешь нас всех.
– Ремизов тоже так думал, и где он сейчас? Закатил пир горой, повеселился напоследок – и отдал богу душу. Клим, там точно не было никакого криминала? В наше время быть банкиром опасно для жизни, отстреливать начали нашего брата.
– Не было криминала. – Клим сел в свое рабочее кресло. – Инфаркт миокарда, со всяким может случиться.
– Видать, не подрассчитал старик силенок, переусердствовал ночью со своей дамой сердца. – Виктор невесело усмехнулся. – Кстати, о даме сердца. Что-то я не заметил среди скорбящих госпожу Волкову! Не пришла даже цветочки на могилку возлюбленного положить. Вот она, типичная женщина – пока ты ей нужен, она вся твоя, а стоит только откинуть коньки – и все, некому пыль смахнуть с твоего эксклюзивного гроба за двадцать тысяч евро.
