— Я очень горд, что принимаю у себя иностранку. В прошлом я много путешествовал. Я был в твоей стране, а еще в Швейцарии, — сказал он, вздохнув. — Ты должна остаться у нас подольше: один день ничего не решает.
Получив такое серьезное одобрение, я, наконец-то довольная и счастливая, отправилась смотреть ферму Шахзады, где я когда-нибудь — в этом у меня не было ни малейшего сомнения — буду жить. Он не обманывал меня. Прогресс обошел это место стороной. Ни электричества, ни воды из крана. Только две коровы — черная и белая, куры и коза. Он объяснил мне, что у них было два кролика, которые бегали повсюду. Не имея крольчатника, Кути и он поместили их в маленькую пристройку. Кролики умерли, обессилев от того, что пытались проскрести глиняный пол, выкапывая себе норку, в которой могли бы спрятаться. Шахзада говорил об этом с сожалением.
Я рассматривала все очень внимательно, обращая внимание на все мелочи. «Смотри, — говорила я себе, — смотри на жизнь Кути. Когда-нибудь у тебя будет такая же». Я видела, как трудится эта смелая женщина — стирает белье, носит сено для коров, доит их, кормит кур, мелет зерно, готовит муку и кислое молоко, печет хлеб, поливает сад. И при этом ни слова об усталости, никаких жалоб. Я не видела, как она занимается пятью сыновьями, когда они возвращаются домой на каникулы. Я не видела ее работающей в поле, сеющей и поливающей всходы, согнувшись в три погибели, в то время как мужчины сидят в мечети или обсуждают на деревенской площади местные новости. Но я могла все это представить. Еще полвека назад так трудились у нас шахтеры и крестьяне. Только на плечи Кути был возложен еще один груз: она была центральным объектом кодекса чести, без всякой надежды когда-нибудь избавиться от этого. Если я соглашусь выйти замуж за Шахзаду, такая жизнь станет моей. И пути назад уже не будет.
Какой была Кути в девичестве? О чем мечтала, до того как окунуться в эту строго регламентированную, предельно суровую жизнь? Она не выбирала себе мужа; но, в отличие от других пуштунских женщин, она любила его, а он любил и уважал ее.
Когда я уезжала, она схватила меня за руку и в своей решительной манере что-то положила мне в ладонь. Я разомкнула пальцы и увидела колечко в форме сердца.
— Оно для тебя.
Все произошло очень быстро. Я бы хотела провести здесь больше времени, чтобы принять эту искаженную реальность. Но ее искренность, ее желание оказать мне внимание в знак доверия очень тронули меня. Из глубин нищеты он подарила мне свою драгоценность. Ужасно взволнованная, я полезла в свою сумку, где находилось сокровище, купленное в лавке на Чикен-стрит, — медальон, на котором было высечено золотом: «Нет Бога, кроме Аллаха. И Мухаммед — пророк Его». Я очень дорожила им.
Подарки скрепили дружбу, которая поможет нам вместе противостоять трудностям, которые готовит нам будущее.
В машине воцарилась тишина, менее нервная и более сердечная, чем та, что парализовала нас по пути сюда. С каждым метром дороги мы все более отдалялись от пакистанской границы и глиняных крепостей.
И снова — огромное опустошенное плато, окруженное коричневыми горами. Природа здесь не перестает испытывать человека. Ее мощь, суровый холод зимой и изнурительная жара летом, сильные ветра закалили характер момандов, совмещающий в себе смирение и гордость, упорство и фатализм. Таким был Шахзада. Такими были другие жители деревни. Посреди бесконечных просторов этого горного пейзажа мы казались себе крошечными.
Мной овладело незнакомое и приятное ощущение: я чувствовала себя умиротворенно. Я была здесь и сейчас. Не в прошлом и не в будущем, а именно здесь, в один из моментов вечности. Мои глаза засверкали. Видит ли меня Шахзада в заднем стекле? Нет, он напряженно следит за дорогой. Пока меня обуревали бесконечные эмоции, он молча представлял негативный исход нашей истории. «Если ты разочарована, если ты чувствуешь себя несчастной, после того как увидела мой дом в деревне, пожалуйста, скажи мне об этом, потому что в этом случае нам лучше расстаться, пока не будет слишком поздно», — говорил он в своем последнем письме.
Я хотела бы взять его руку в свои, поддержать его. Но это было невозможно. Этот простой дружеский жест был невозможен в присутствии его водителя, телохранителей и даже Мерхии. Я умирала от желания сделать это.
За несколько недель эта страна, этот мужчина, его близкие вручили мне сокровище, которого я всегда была лишена: быть полностью принятой такой, какая я есть. Этого подарка я ждала долго, но никто, за исключением разве что мамы и папы, не мог мне его преподнести.
С момента моего приезда Афганистан не прекращал наполнять меня жизненной энергией и любовью. Эта земля была благоприятной для меня. Все, что я искала в книгах, было дано мне здесь, исходило из всего, что я любила. К тому же меня привлекало, как люди живут в своей религиозной традиции. Я всегда знала, что существует другой мир, отличный от нашего, и я нашла его на этой исламской земле. Это было сродни зову, провидению. Я приняла решение.
Мы перевалили через гору, солнце садилось. Вдалеке шел старик, обмотанный лохмотьями, с охапкой хвороста на спине. Я сказала: «Останови машину, Шахзада. Я хочу поговорить с тобой».
Он казался удивленным, но исполнил просьбу. Я попросила его оставить телохранителей около машины. Мы же уединились в тихом месте, с нами пошла и Мерхия. Ни о чем не спрашивая, он отдал указания, обвел взглядом окрестности и дал мне знак следовать за ним. Мы стали подниматься по тропинке. Он карабкался с ловкостью горного козла. Мы же с Мерхией так запыхались, что, когда Шахзада велел нам остановиться, были просто счастливы. Он протянул нам руку, чтобы помочь преодолеть препятствие из нескольких больших камней. Нашему взору открылись вершины Гиндукуша, словно гирлянды кружев на чистом голубом небе. Под нашими ногами раскинулась гора. Идеальное место для заключения договора.
Я попросила его найти маленький камень — круглый, отполированный ветром и временем. Его лицо осталось невозмутимым, но я уловила на нем едва заметную улыбку. Я и сама нагнулась в поисках камня. Потом мы сели рядом на фоне заката. Мерхия осталась чуть позади нас, смущенная происходящим, в которое она внесла свою маленькую лепту. Она переводила.
— Шахзада, с того времени, как мы встретились, ты дал мне много любви и ты никогда не лгал мне. Я полностью доверяю тебе. И люблю тебя.
Я не хотела, чтобы мой голос дрожал, не хотела, чтобы эмоции, сдавившее мое горло, помешали мне говорить.
— Спасибо тебе за то, что пригласил меня в свою деревню, познакомил с семьей. Я знаю, что жизнь там трудная… Шахзада, я хочу выйти за тебя замуж и принимаю все, что за этим последует.
Вот так я доверилась ему, вложив свое будущее в его руки. Ни на одном языке мира не существовало таких слов, которые могли бы передать силу моих чувств. Шахзада прекрасно понял это. Он казался таким же напряженным и взволнованным, как и я. Потом его взгляд потускнел.
— Ты принимаешь все?
Он замолчал, сбитый с толку.
— Я необразованный человек, я не знаю, на что похож этот мир, я воин… Ты же привыкла к свободе. Брижитт, ты на самом деле думаешь, что у тебя хватит сил остаться здесь со мной?
