— Знаю, как мы посидим на веранде, — хмыкнула Варя. — Дальше спальни ни ногой.
— А ты что, против?
Как всегда при обсуждении подобных тем на ее лице появился румянец, заметный даже сквозь загар.
— Кстати, — заметил он, — мне будет приятно, если ты наденешь то кольцо. Я помню, как ты сказала мне год назад в гостинице, что не снимешь его до самой смерти, и с ним тебя положат в гроб.
— Что, время настало? — опять засмеялась она.
— Нет-нет! — испугался Есехин. — Просто в последнее время я вообще не вижу его у тебя.
— Извини, я же женщина. Мне хочется разнообразия. Но в пятницу обязательно надену твое кольцо. Обещаю…
Они расстались в ста метрах от Вариного дома.
— Ты — милый, — сказала она и нежно поцеловала Дмитрия на прощанье.
Красный «Фольксваген» скрылась под аркой, а Есехин поймал такси и поехал на Пушкинскую площадь, где его должен был ждать Григорьев.
Дмитрий позвонил ему сразу же, как только уговорил Варю встретиться на Новом Арбате.
— Я подсяду к ней в машину, — сказал он Сергею по телефону. — Возможно, сейчас все решится, и мне удастся вытащить ее на дачу. В общем, буду действовать, как мы с тобой договорились, — подробный план экзекуции они обсудили несколько дней назад. — Не знаю, сколько времени займет наша сегодняшняя встреча, но потом мы должны с тобой увидеться и еще раз уточнить все детали…
Как они и договаривались, Григорьев стоял у памятника Пушкину. Он был в каком-то дурацком сером потрепанном плаще до пят, очень странно смотревшемся в теплый сентябрьский вечер, и взирал на прохожих с не меньшими грустью и скептицизмом, чем великий поэт. Только когда появился Есехин, на его лице засветилась робкая улыбка.
— Н-н-ну, что?! — с надеждой спросил он.
И по мере того как Дмитрий излагал ему в общих чертах свой разговор с Варей, Григорьев оживал все больше и больше.
— Я знал, что ты мне поможешь! — с воодушевлением заявил он. — Собственно говоря, мы с тобой помогаем друг другу. Правильно? Иначе нам не избавиться от этой… болезни… Т-т-только, пожалуй, ты напрасно пообещал Варе подарить серьги. Конечно, ее надо было чем-то завлечь. Но если она явится на дачу и узнает, что сережек нет, то может забеспокоиться и возникнут какие-нибудь непредвиденные осложнения.
— Не переживай, я куплю ей серьги, — сказал Есехин.
— Это — круто! — восхищенно покачал головой Григорьев. — Н-н-но ты прав, в таком деле не должно быть мелочей. И скупиться здесь не стоит. З-зна-ешь, если у меня появятся деньги, то я отдам тебе половину стоимости сережек. Дело-то общее.
— Не надо, — решительно запротестовал Есехин. — Я как-нибудь обойдусь.
— Ну как хочешь. А когда конкретно она приедет к тебе на дачу?
— Послезавтра. В первой половине дня. Тут может быть разброс во времени часа в два — и в десять, и в двенадцать… Она сказала: как вырвусь…
Григорьев поднял глаза к небу, что-то прикидывая.
— Т-т-тогда, может быть, мне стоит приехать на твою дачу завтра вечером и переночевать, чтобы не получилось накладки?
— Я как раз хотел тебе это предложить, — сказал Дмитрий. — Только, давай, не ты ко мне приедешь, а завтра я заберу тебя здесь же, на Пушкинской, в семь вечера и отвезу к себе. Иначе твоя машина у моего дома может вызвать у Вари подозрение. Куда нам ее девать? И еще: никому не говори, что поедешь ко мне на дачу. Это было бы непростительной глупостью с твоей стороны.
— З-з-за кого ты меня принимаешь?! Значит, завтра, здесь же. У меня будет время спокойно выбрать место, где можно спрятаться в твоем доме и где лучше ее убить, — мстительно произнес он, а так как на лице Есехина появилась недовольная гримаса, Григорьев добавил: — Н-н-не беспокойся. Ты этого даже не увидишь. Я разделаюсь с ней сам, когда она останется одна.
Дальше Сергей стал совсем по-детски канючить, что убивать Варю должен именно он, явно наслаждаясь предвкушением этого события. Потом его, как человека с расстроенной психикой, обуяло подозрение, что Дмитрий может передумать, и он опять стал доказывать, мол, это единственный для них способ вернуться к нормальной жизни. И когда Григорьев наконец ушел — странное, несчастное существо, — на душе Есехина остался лежать тяжелый камень.
Глава XXV
В день рождения Вари погода выдалась на загляденье: было сухо, тепло, безветренно, и редкие пушистые облака почти не двигались, словно их прикололи к синему небу кнопками. Правда, с утра выпала густая роса — лучшее доказательство, что ночи стали прохладными. Но, как только поднялось солнце, трава тут же высохла и наполнилась деловитым жужжанием пчел, стрекоз и прочих крылатых насекомых, а между двумя молодыми соснами, стоявшими у дачи Есехина, паук разбросал сверкающую в солнечных лучах паутину. И никто из этих божьих тварей не думал о том, что уже следующим утром на траве может выпасть не роса, а изморозь и незатейливой, беззаботной их жизни придет конец.
Чтобы не заставлять Варю сигналить у ворот и не привлекать внимания соседей, Дмитрий ждал ее на веранде в кресле-качалке. Прошедшей ночью ему практически не удалось поспать, но усталости не было, скорее, наоборот — крайняя степень возбуждения. Он как-то по-особому чувствовал тепло солнечных лучей на своем лице, с наслаждением вдыхал густой запах хвои, удивлялся необыкновенной синеве осеннего неба. А его обостренный слух еще издали уловил негромкий шум двигателя «Фольксвагена».
Спустившись с крыльца, он быстро подошел к воротам и распахнул их. И через несколько секунд машина въехала во двор.
Дмитрий успел закрыть ворота и подойти к дому, а Варя все еще копалась в «Фольксвагене». Ей нравились туфли на высоком каблуке, но в них было трудно управлять машиной, поэтому, находясь за рулем, она часто сбрасывала обувь.
Наконец Варя справилась с застежками и выпорхнула наружу. Она была одета в светлый костюм — короткая юбка и приталенный пиджак с глубоким вырезом, приоткрывавшим полную, загорелую грудь. На шее у нее был повязан шелковый бледно-сиреневый шарф, а на ногах — белые туфли. Да и вся она казалась какой-то воздушной, невесомой, излучавшей свет и счастье.
У Дмитрия мелькнула грустная мысль, что теперь всех женщин, которые еще, возможно, встретятся на его жизненном пути, он будет сравнивать с ней и никогда ничего подобного уже не найдет.
— Ну, здравствуй, — с шутливой грубостью пробурчала Варя, выставляя вперед локти, словно пытаясь избежать объятий.
А когда Есехин все же притянул ее к себе за плечи, она прижалась к нему всем телом. И даже в этом маленьком эпизоде проявилась Варина суть — сначала помучить его, чтобы потом сделать самым счастливым человеком на свете.
— Здравствуй, — сказал он. — С днем рождения тебя.
Они долго стояли обнявшись.
— Как же я за тобой соскучилась, — прошептала Варя свою традиционную фразу. Но вдруг она резко отстранилась и сказала хныкающим, страдальческим голосом. — К сожалению, у меня возникли проблемы! Мне скоро надо будет уехать. У нас с тобой всего час-полтора.
