Он изобразил на лице подобие улыбки:
– Это я понимаю. А можно узнать конкретнее?
– Ничего нет проще. – Миклошко вытянул руку. – Смотрите за моим указательным пальцем. Видите то место, которое я очертил? Это терраса. Чуть выше – скальная башня. А ниже скальной башни – ее подножье. Русские почти достигли подножья, там и разобьют свой очередной лагерь. Потом им предстоит выйти на перевал, чтобы подняться на западное ребро Кангбахена. Успеваете за моим пальцем?
– Успеваю, продолжайте, пожалуйста.
– Я могу с уверенностью сказать, что русские не пойдут кулуарами. Вернее, кулуарами-то они пойдут, но только краем, не серединой.
– Объясните, почему.
Миклошко убрал с горизонта палец и пожал плечами:
– Лавины, пан Новак. – Он вздохнул полной грудью: – Смотрите, как красиво! Белая Волна! Прекрасное название горы. По своей красоте она превосходит Кангбахен. Но тот, упрямец, выше ее. Он пыжится, дуется, он величественнее. Но Белая Волна красивее.
Глаза у Миклошко сделались грустными. Он сообщил Новаку, что с ребра Кангбахена скоро им откроется вид на вершину Жанну, которая может поспорить своей красотой с Белой Волной... Новаку казалось, что Миклошко говорит о чем-то несбыточном, как будто они наблюдали величественные горы по телевизору, а не стоя у лагеря номер один, в преддверии скальных башен, белых волн, величественных жанн...
Из задумчивости Новака вывел голос Льва Базилевича:
– Шеф! Вы слышите меня, шеф?
– Да, что случилось?
– На связи Павел Немец, из базового лагеря. Он что-то обнаружил там.
Новак принял от Базилевича рацию.
– Павел, что там произошло?
– Шеф, кажется, мы нашли место базового лагеря русских. Оно в двухстах метрах от наших палаток. Такое ощущение, что там кто-то поработал метлой.
– Что значит, поработал метлой?
– Можно образно?
Новак кивнул. Потом спохватился, бросив в рацию:
– Можно.
– Представьте себе, шеф, круглый ринг, вымощенный камнями. Не знаю, были ли зрители, но гладиаторы бились там на славу. Очень много следов крови на камнях. Причем камни переворачивали, чтобы скрыть следы бойни.
– Так... – протянул Новак. – Кроме гладиаторской ямы, что тебе еще напоминает то место?
– Не знаю, шеф. Пока не думал. Понимаете, первое сравнение получилось очень удачным.
– А может, там разделывали какое-нибудь животное? Барана, например.
– Вполне вероятно. Однако нигде поблизости нет внутренностей этого барана и его костей. Ребята сейчас расширили круг поисков.
– Хорошо, осмотритесь там получше. А непальцы?
– Об этом я хотел спросить у вас.
– Пока не говори им ни о чем. Они по-прежнему в своих палатках?
– Да. К нам и не подходят. Сидят, лопочут что-то по-своему.
– Ладно, Павел, отбой. Если что, немедленно соединяйся со мной.
– Как же иначе, шеф? Конец связи.
Новак вернул рацию Базилевичу и медленно покачал головой.
– Что-то случилось, пан Новак? – Миклошко озабоченно заглянул ему в лицо.
– Да. Боюсь, что я не увижу красавицу Жанну.
– Вас отзывают?
– Вместе с вами.
– Пан Новак, уверяю вас, что это моя вина.На отдыхе я становлюсь несерьезным человеком. Я балагур, люблю пошутить. Но вам-то зачем брать с меня пример?
– Я не шучу, Петр. Сегодня уже поздно, но завтра утром мы возвращаемся назад.
Из палатки показалась голова Кроужека.
– Ян, я слышал, ты говорил о возвращении. Как тебя понимать?
– Тебе следует понимать меня как начальника твоей охраны, человека, который отвечает за твою жизнь.
– О черт! – Мирослав скрылся в палатке. Повозившись там с минуту, он вылез. – Объясни все подробно.
– Я сам пока мало знаю, но и этого достаточно для серьезных опасений.
Вице-премьер топнул ногой.
– Да не тяни ты душу! – Он был бледен, как-то внезапно сгорбился, постарел.
Новаку стало жаль его.
– У меня есть основания считать, что у русских произошло что-то серьезное, из-за чего они и свернули базовый лагерь, перенеся его за ледопад. На месте их стоянки Павел Немец обнаружил следы крови.
– И это все?
– Да. Если для тебя этого мало, то для меня более чем достаточно. За твою безопасность отвечаю я. Меня и так тревожило поведение русских, а после сообщения Йемена все еще больше запуталось и усложнилось. Это уже не тревога – я чувствую какую-то опасность.
– Подожди, подожди. – Вице-премьер подошел к Новаку вплотную. – Подожди, Ян. Не надо рубить сплеча. Где опасность? С какой она стороны? Там? – Кроужек вытянул руку в сторону скальной башни, куда направлялся отряд русских. – Или там? – Он перевел руку в сторону ледопада. – Но русские, если опасность исходит от них, удаляются от нас. А подступы к лагерю номер один надежно прикрыты твоими людьми и непальскими солдатами.
Новак тяжело вздохнул. Разговор предстоял трудный. Очень трудный.
– Не знаю, Мирослав. Но чутье меня никогда не подводило. Я научился различать запах опасности. Это моя профессия.
Стоящий справа от Новака Петр Миклошко несколько раз шмыгнул носом.
– А я ничего не чувствую. Для всех по-прежнему пахнет томатным супом, а для меня – жареным мясом.Вы почувствовали, панове, как ловко я выделил слова «жареное мясо»?
Новак промолчал. Он все больше хмурился, бросая взгляды к подножью скальной башни. Базилевич смотрел в ту же сторону. Кроужек слегка просветлел лицом, не спуская глаз с воодушевленного пресс-секретаря.
– Придется вам, панове, снова положиться на меня. Мудрый пан Миклошко снова выручит вас. – Он дотронулся до головы. – Это банк. Сейчас я наберу шифр и извлеку из него нужный документ. Вжжжииик! Готово, Панове. О! – Миклошко порылся в воображаемых бумагах. – У меня целых два документа. Один датирован 17 апреля 1974 года. А второй... Сейчас посмотрим...
«Когда кончится этот балаган?! – Новак теперь уже с неприязнью глядел на дурачившегося пресс-секретаря. – Пятьдесят лет уже скоро...» Он открыто махнул рукой.
Миклошко не заметил этого жеста, занятый своими «бумагами». Базилевич готов был расхохотаться над чиновником МИДа и сдерживался только усилием воли.
– Ага! – воскликнул Миклошко. – На втором стоит другая дата, это... 25 апреля 1974 года. – Он бросил взгляд на Кроужека. – Только не говори, что ты тоже додумался до этого.
