Внутри было очень светло: салон из бежевой кожи, мягкие ковры коричневых оттенков, несколько кресел – в центре и сбоку. В центре, видимо, были основные места: здесь стояли блюдо с фруктами и коньяк. Арина предпочла скромно сесть с краю. Раньше она летала на таких джетах, когда ее приглашали на корпоративные мероприятия, но сейчас все было по-другому, она даже чувствовала какую-то свою причастность и к этой огромной машине, и к людям, которые готовились поднять ее в небо. Когда наконец появился Борис, он был подтянут и деловит. Быстро, почти не глядя, поцеловал ее в щеку, заметил:
– Почему ты там села? Твое место здесь, в центре. Ты должна быть рядом со мной. Ты всегда должна быть рядом со мной. И вообще, это твой самолет!
И пока он это говорил, самолет разбежался и плавно взмыл в серое московское небо.
Глава 10. «Три счастливых дня было у меня»…
Когда они долетели до Адлера, самолет пошел на посадку. Внизу, в центре поля Арина увидела два «Мерседеса», черный и белый. На пустом пространстве они выглядели как пешки, забытые на доске после шахматного турнира. Когда самолет наконец приземлился и дверь открылась, трап подали тут же, а чуть поодаль их ждали машины. Передние дверцы белого «Мерседеса» были распахнуты, и рядом стояли четверо. Борис спустился первым, подал Арине руку и только потом кивком ответил на приветствия.
– Багаж привезут, поехали, – и сел за руль, Арина рядом.
– Ты сам поведешь? – удивилась она.
– Да, я бедный, денег нет на водителя.
– Как быть с охраной? – подошел к машине один из встречающих.
– Мы поедем сами, все в порядке. Разгрузитесь и догоняйте, я гнать не буду.
– Слушаюсь! – козырнул охранник. Они ехали минут сорок, но для Арины время пролетело незаметно. После голых московских деревьев местная зелень казалась чем-то диковинным, глаза хотели все рассмотреть и запомнить. Оглянувшись, она увидела черный «Мерседес». Догнали.
– Вот мы и дома! – Борис свернул с дороги и тут же остановился у белой виллы с колоннами.
Сочинская вилла показалась ей чуть ли не копией московской. Арина решила, что ее строил тот же архитектор, любитель излишеств: лепнина, зеркала, колонны, золото, мрамор. «Похоже, – подумала она, – дизайнер немолод и все хрущевское и брежневское время, равнодушное к архитектурным фантазиям, страдал без работы и от избытка идей. И вот наконец дорвался, получил возможность соединить лебедя со щукой в одном проекте. А может, таков был заказ? – Она вспомнила, как художник спектакля «Кармен» рассказывал ей о стиле «вампир», модном в новорусской среде. – Нет, это все-таки архитектор, – рассуждала она про себя, пока Борис водил ее по дому. – У Бориса вкус, он знает толк в одежде».
Борис действительно очень хорошо одевался. В рабочие дни это были костюмы идеального кроя, с накрахмаленной рубашкой и галстуком в тон. Он педантично следил за тем, чтобы цвет ремня брюк, ремешка часов и ботинок совпадал, а циферблат на часах был под цвет костюма. Арина знала, что он все покупает сам, не любит пользоваться советами консультантов и раздражается на назойливых продавцов дорогих магазинов. «Странно, – думала она, – он такой элегантный, а его особняки – торты с кремом. Кругом золото, золото, золото, даже глазам больно: мало того что оно блестит само по себе, так еще и отражается в зеркалах, подсвечивается люстрами. Просто желтый дом. Наверное, ему не до дизайна, и он попросту этого не замечает».
В сочинском доме тоже были две бани, хамам и русская. Рядом – бассейн с морской водой. Потолок над бассейном был стеклянным, и через стекло просвечивало ослепительное южное небо. На большом балконе с видом на море стоял овальный стол, покрытый накрахмаленной белоснежной скатертью. «This is breakfast area», – сказал Борис по-английски. Он говорил с сильным акцентом, но его это ничуть не смущало.
– Сейчас время обеда, а вечером у меня концерт, и мне надо распеться.
– Не относись к этому серьезно.
– К чему?
– К концерту. Хочешь, я дам в два раза больше, чем они?
– Но разве дело в деньгах? Это моя профессия, – улыбнулась она.
– Понимаю. Ну и как тебе твой сочинский дом? – сменил он тему.
– Я очень люблю море, – ответила Арина. Он властно притянул ее к себе и поцеловал, а она не могла и не хотела сопротивляться. Место и время исчезли, и они провели на балконе не меньше часа. Никто их не тревожил. Потом они прошлись вдоль остывающего пустынного моря.
– Идем домой, а то замерзнешь и потеряешь голос.
Арина не стала говорить ему, что голос можно потерять совсем от другого, что гормональный фон организма очень влияет на связки: она не смогла бы сейчас держаться в рамках и соблюдать режим. И потом – она это чувствовала – у нее начался творческий подъем, а думать о том, что будет дальше, она не хотела.
Вечером его машина привезла Арину к концертному залу. Было много знакомых: на больших корпоративных концертах встречалась чуть ли не вся московская тусовка. Здесь не было гримерных, и переодеваться в вечернее платье пришлось за ширмой. Когда наконец загримировалась и была вполне готова, Арина попросила показать ей программу и обнаружила, что ее выступление намечено в самом конце. В другое время она бы обрадовалась: последними ставили лучших исполнителей, режиссеры обычно строили концерт по нарастающей. Но в тот день ей так хотелось поскорее отработать и уйти! Арина долго и путано объясняла недовольному режиссеру, что ей необходимо спеть вначале что она должна уехать, что ее ждут, что она не выспалась и, если ей придется долго дожидаться своего выступления, голоса не будет совсем. Режиссер сердился, говорил, что она разрушает целостность концерта, что он не станет потакать капризам, что не такая уж она звезда, чтобы заставлять его на ходу менять программу. Арина мягко улыбалась и настойчиво повторяла:
– Я прошу тебя об одолжении в первый раз. Ты знаешь, я дисциплинированная: никогда не опаздываю, не подвожу, делюсь деньгами, ты сам называл меня «душой коллектива – в свободное от семьи время», но сегодня, поверь, мне очень нужно!
Наконец режиссер сдался. Арина ушла в дальнюю комнату разогреть голос, а минут через двадцать за ней пришли: Арина открывала концерт. Выступление прошло успешно, и все остались довольны, даже режиссер. За кулисами ей вручили огромный букет и тяжелый пакет с подарками, в машине она бросила его на заднее сиденье, а цветы положила на колени. Цветы благоухали, Арина отвыкла от такого сильного аромата: в Москве цветы почти не пахли.
В дом она вошла с букетом, водитель внес за ней пакет. Борис, увидев Арину нарядной и счастливой, огорчился:
– Похоже, тебе там было лучше, чем со мной, – сказал он и вышел из комнаты.
Она ничего ему не ответила и не пошла за ним, спокойно поставила цветы в вазу, сняла грим, переоделась и только тогда появилась на террасе, где сидел Борис. Арине его обида показалась какой-то детской, она обняла его и поцеловала:
