Тафен завопил в доме:
— Дамианти! Он пытается залезть тебе под сальвар? Скажи ублюдку, что мой голлулоллу сделает такую большую дыру в его ухе, что птицы будут влетать и вылетать из него, напевая рождественские гимны!
Собаки не лаяли мне вслед. В воздухе не было запаха пантеры, и они улеглись спать. Прогулка мимо дубов в молчании ночи, наполненном насекомыми, вызвала у меня мрачное чувство. На секунду на дороге воцарилась тишина, не раздавалось даже звука работающего двигателя. Так я мог бы гулять здесь сотню лет назад среди темной трагедии, которой не понимал. Луна стояла высоко и озаряла холмы своим светом. Мне потребовалось несколько минут, чтобы добраться до поворота дороги, где начиналось мое имение.
Вверху надо мной возвышался дом, молчаливый и темный, с окнами, напоминающими внимательные глаза. Какие-то ночные птицы шумели в верхних ветках Тришула. Я стоял у нижних ворот у флигеля. Он был закрыт, поскольку Пракаш спал наверху. Именно здесь Стефен встретился с дьяволом много лет назад, и его спасли фары грузовика. Именно отсюда Гадж Сингх выходил каждую ночь, поднимался по задней тропе, по каменным ступеням, оловянной крыше, направляясь к женщине, утонувшей в любви и желании.
Я не стал перелезать через колючую проволоку. Вместо этого я продолжал идти вдоль дороги и предпочел войти через верхние ворота. Лунный свет озарял мраморную дощечку на колонне. «Первые вещи». И под ней наши имена. А затем красиво выбитая ветка нима. Я открыл ворота, затем повесил замок обратно и начал подниматься по дороге к Бхумиадхару.
У падао была маленькая лужа желтого света, и царивший за обедом гам стих. Там было всего несколько припозднившихся водителей грузовиков, но можно было разглядеть только одного борца и его помощника. Я перешел на противоположную сторону дороги и зашел за припаркованные грузовики, не желая быть замеченным. Дорога была освещена, в соснах дул мягкий ветерок, в кустах раздавалось постоянное жужжание насекомых. Иногда выла собака, но было невозможно сказать, откуда идет звук ― сзади или спереди, снизу или сверху.
Несколько раз я пугался, у меня волосы вставали дыбом, и мне приходилось оборачиваться в панике, чтобы посмотреть, не преследуют ли меня. Я был благодарен всякий раз, когда до меня долетал звук двигателя, сообщающий о приближении машины. Появлялся слепящий свет фар, раздавался резкий скрип шин, когда она проезжала мимо, а мне приходилось отступать в сторону на обочину. Затем, когда звук стихал, я снова начинал нервно оглядываться через плечо.
Тропу, которая вела к дому Ракшаса, было легко разглядеть. Бросался в глаза киоск с сигаретами, на котором висело объявление о белой одежде, под ним были нарисованы жокейские штаны. Я осторожно спустился на три террасы, разбудив дюжину собак. В его похожем на амбар доме было темно, даже свет на крыше был выключен, но внутри лаяли собаки. Я надеялся, что они разбудят его. Кричать его имя в это час казалось мне непристойным. Я ждал. Вскоре собаки успокоились. Дубовый лес внизу выглядел неразличимой массой: лунный свет не проникал глубоко внутрь.
Наконец я позвал его по имени, но негромко. Когда я закричал в третий раз, на этот раз громко, собаки снова завыли, и Ракшас ответил. Жители холмов знали, что по ночам приходят духи, которые зовут их по имени: если ты ответишь, то они высосут твою энергию и уйдут. Но духи кричали только дважды, поэтому жители холмов ждали третьего раза, чтобы ответить. Он вышел, держа свой топор с длинной рукояткой, вокруг его головы был обернут грязный шарф, толстая шаль накинута на плечи. Он выглядел даже более небритым, чем несколько часов назад, на подбородке была серая жесткая щетина.
Мы сели в передней комнате с низкой крышей. Она была заставлена стульями и столами: неполированными, с выступающими шляпками гвоздей, очевидно, сколоченными местными плотниками. Планки и брусья над нами были старыми и почерневшими. Пол был выложен плиткой. На стене висел религиозный календарь — Господин Кришна был изображен в виде невинного голубокожего младенца с пером павлина в голове, мальчик ел большой шарик белого масла. Там висел еще один календарь, на котором была нарисована модная старлетка из Болливуда с упругой грудью и соблазнительными глазами.
— Ты ходил к пьяному негодяю Тафену?
— Да, — признался я.
— И сколько новой лжи он тебе рассказал? — спросил Ракшас.
— Он рассказал, что она повредила твою руку, когда ты забирал вещи из ее дома. Так ты ее потерял.
В его глазах вспыхнуло презрение.
— Разве существует правда для людей, которые могут поменять своих богов на несколько рупий? Они построили свою жизнь на лжи. Как ты можешь верить в то, что они говорят?
— А как бы поступил ты?
— Это правда, что я потерял ее не из-за укуса пантеры. Это правда, что она ударила меня, и рука начала гнить. Но госпожа ударила меня, потому что я громко плакал и тащил отца за свитер, когда она пыталась с ним поговорить. Я думаю, она была под действием ганджи, которую ей давала женщина из низшей касты. Катерина просто отвернулась в раздражении. Мой отец почти бросился на нее в гневе. Но это был простой порез — всего длиной с палец. Затем, неделю спустя, моя рука стала зеленой и начала болеть так, что мой крик поднимался до самых гор. Она стала похожей на сырой овощ. Мы пошли в миссионерский госпиталь, и белый доктор спросил: «Гаджрадж, вы хотите расстаться с мальчиком или с его рукой?»
— Так, разозлившись, твой отец дал ей дхатуру?
— Нет, сахиб, — покачал головой Ракшас. — Мой отец слишком ее любил. Он не мог оставаться вдали от нее. Гадж Сингх пытался, но он возвращался назад через нескольких дней. Перед смертью он признался, что был одержим ею. Как некоторые бывают одержимы ганджей. Мой отец сказал: «Если ты побываешь в раю, то никогда не забудешь его». Только в самом конце он начал сопротивляться ей. Эти двое отравили ее разум — она была простой женщиной, великой женщиной. Они заставляли ее проверять душу моего отца. Заставляли ее выжимать из него. Он отдал ей все. Ему было нечего больше давать. Я думаю, Гадж Сингх начал отходить от нее, потому что думал, что это может принести им обоим мир.
Ракшас молчал какое-то время, затем сказал:
— Я не думаю, что это помогло.
— Так кто убил ее? — задал свой вопрос я.
— Я уже говорил тебе, что это сделали эти двое неблагодарных из низшей касты Они наблюдали за ее имуществом. Эти люди боялись, что она оставит все моему отцу. Ближе к концу из Наини приехал падре, чтобы навестить ее, потому что она начала видеть странные сны — госпожа обычно просыпалась ночью с криком. Затем они начали подсыпать дхатуру.
— Она кричала о своей дочери?
— Что? — тихо переспросил Ракшас.
Я повторил свой вопрос
— Она кричала о своей дочери?
— Кто рассказал тебе о ней?
— Я знаю, — сказал я.
— Она написала и об этом в книгах? Госпожа обещала моему отцу, что не скажет об этом ни слова. Никогда.
