Грабители используют его.
Убийцы используют его.
Врачи используют его.
Ведьмы используют его.
Любовники используют его.
Его тяжелый дым возбуждал Дельфийского оракула.
Авиценна говорил о нем перед лицом Януса в одиннадцатом веке.
О нем шептались в Китае как о любимом лакомстве Будды.
В Восточной Индии он был самым быстрым возбудителем.
В Индии он стал известен в доисторические времена.
Он означает все для людей и растет целый год вокруг.
Просто у дороги, его можно свободно срывать.
Он происходит из ужасного ночного семейства пасленовых. Его родственник — это скополамин.
Некоторые называют его травой Джимсона. Другие зовут дурманом. Еще одно его название — труба дьявола, другое — сумасшедшее яблоко.
Но в Индии, в горах, все зовут его дхатура.
Он растет у обочины дороги. Свободно.
Его можно свободно собирать.
За несколько следующих дней моя боль превратилась в звуковой гул. Я жадно ел комбифлам и пил стаканы с темным виски, но не смог заглушить ее. По ночам я сидел на террасе, пока алкоголь не уничтожал всю мою боль, все мысли, все. Каждую ночь я считал звезды до последней, но она не приезжала.
Ракшас нависал на заднем плане и относил меня, повисшего на его единственной руке, назад перед рассветом. Никто не приходил соблазнять меня, предъявлять права и угрожать. Каждое утро я просыпался слабым от виски и зубной боли, Пракаш приносил мне яйца и чай.
К четвертому дню я больше не мог переносить боль. Я посадил Ракшаса в «Джипси» и отвез в Халдвани, медленно преодолевая повороты, теряя сознание от боли. В Халдвани царил хаос: все ездили по дороге и ходили в разных направлениях. Ракшасу пришлось высунуться из окна и постоянно кричать ругательства, чтобы мы могли двигаться дальше. На первом этаже нового, но уже разваливающегося торгового комплекса, в середине пустой комнаты, похожей на пещеру, стояло ржавое кресло дантиста. На дантисте были резиновые тапочки под свободными брюками, но ему потребовалось меньше секунды, чтобы покопаться своим гарпуном и выудить пломбу из моего заднего зуба. Почти тотчас меня охватила волна облегчения. Он сказал, что сдерживаемое давление создавало проблему, воспаляя нерв. Дантист промыл кратер антисептиком и положил маленький ватный шарик.
— Иногда нужно оставлять раны открытыми, — сказал он.
На обратном пути мы проехали мимо машин, несущихся к Найниталу и издающих праздничную музыку. В некоторых местах они припарковывались у обочины, и юноши — а порой и женщины — пили пиво из бутылок, их лица были полны возбуждения и счастья, звучали громкие голоса.
Воздух был прохладным, покалывал кожу.
На половине дороги я увидел огромный камень Физз с фикусом, растущим на нем, его корни обхватывали камень, словно пальцы подающего мяч.
Любовь двигает горы. Могу я сдвинуть одну ради тебя?
Когда мы добрались до дома, боль в зубе полностью прошла, Но с наступлением ночи я не чувствовал себя совершенно счастливым из-за этого. Теперь мне приходилось думать о других вещах, а мне не о чем было думать.
Я рано поднялся на террасу и начал пить. Был час перед закатом, и ленты дороги гудели от машин. Звуки двигателей, стихающие и раздающиеся вновь, заполнили долину. Пока я сидел там, день закончился, и начали зажигаться огни в Джеоликоте, внизу от моего дома, и в Найнитале, наверху. Вскоре горные склоны стали сообщать о местоположении своих жителей. Небо было высоким и звездным, и я знал точное количество звезд.
Потом козодой начал свой спор со мной, и я удивлялся тому, что меня удерживает от того, чтобы спуститься вниз и задушить его.
По какой-то неизвестной причине я думал о моей матери как о девочке на школьной фотографии — с развевающимися косичками, сверкающими браслетами, и меня наполняла печаль. Пока я думал об этом, девочка на фотографии превратилась в Физз.
Я пил и считал звезды.
Первые вещи.
До любви, до желания, до Физз.
В девять пришел Пракаш, чтобы забрать Багиру, и спросил меня об ужине. Я пил уже больше четырех часов. Я велел ему приготовить три ротис и оставить их в горячей коробке.
Тогда первый раз подал голос козодой. Ток.
Через час Ракшас поднялся по лестнице — по той же, по которой его отец поднимался каждую ночь семьдесят лет назад к ожидающей его любимой, — и сообщил мне:
— Сейчас раздался звонок в магазин тхакура. Она сказала, что с ней все в порядке и она будет здесь через несколько дней.
Я проснулся рано на следующее утро, до того как встало солнце, и я был легким, словно перышко.
Долина лежала у моих ног, усеянная росой и совершенно молчаливая.
Небольшие серые линии дыма начали подниматься в воздух.
Это был последний день миллениума, 31 декабря 1999 года.
Апокалипсис Эмилии не наступил. Нам придется искать более спокойного спасения.
Я вытащил «Брата» из деревянного шкафа, снял его твердый черный панцирь и протер красное тело. Я принес его в неоконченный кабинет и поставил на край окна из золотого камня джайсалмер. Когда я сел напротив него, его плавные черные клавиши потянулись к моим пальцам.
Я знал теперь, что нет такой вещи, как черная книжная дыра.
Все написанное живет вечно.
Каждое настоящее слово. Каждая реальная история. Вам нужно найти свои слова. Вам нужно найти свою историю.
Не историю Пандита, не историю Пратапа, не историю Абхэя.
Не историю молодого сикха и его любимой лошади.
Свою историю.
И нужно прожить ее. И когда ты прожил ее, тогда ты написал ее.
Не лучше и не хуже, чем ты мог бы написать ее.
Когда клавиши коснулись моих дрожащих пальцев, я почувствовал волнение. После долгого перерыва я почувствовал, как желание наполнило мой корень и сделало его большим.
Белощекие бульбули зашевелились среди дубов.
Первый орел полетел через огромные просторы долины, поддерживаемый только верой в себя.
Я вставил лист бумаги в гладкий ролик «Брата», поставил кончики дрожащих пальцев на блестящие черные клавиши и начал стучать. Клавиши защелкали, словно выстрелы ружья.
Секс — это не самое великое средство, объединяющее двух людей. Любовь…
Посвящение
Маленькая армия людей помогла нам выжить в те годы, когда сочинялась эта книга. В это время мы столкнулись с яростными и постоянными нападками правительства из-за публичного выступления «Техелка» против коррупции. Многие из этих людей были нашими друзьями и родными, другие — совершенно незнакомыми людьми, среди которых был легион адвокатов. Никто из них не имел отношения к написанию этой книги; но все они разными способами помогали писателю творить.
