— А ты? Иногда?
— Я отказываюсь отвечать на вопрос, ответ на который может быть использован против меня.
— Это о цикадах!
— Прости. Да. Нет.
— Что?
— Нет. Я — нет. Правда.
— Есть разные способы делать это? Я имею в виду технику.
— Я уверен.
— Что насчет тебя?
— Мой подход консервативный.
— Что это значит?
— Правая рука. Иногда бывают вариации, рука, которая моет. Apna haath jagannath.
— Что?
— Мы все благословлены рукой бога.
— Есть еще что-нибудь, что тебе бы хотелось рассказать мне?
— Признаюсь в том, что тебе неизвестно: я бесчестил тебя этим довольно часто. Сознание — безнравственное животное.
В этот момент закричал господин Уллукапиллу.
— Вот так. Не говори мне ничего больше. Ты отвратительный! воскликнула Физз.
Она позвонила «ее величеству» и сказала, что попытается. Ученая дама дала ей опросник, чтобы структурировать интервью; он не был похож на пробную попытку Физз. И он повторила указания о сочувствии, исповеди, интимности, дистанции, секретности, ученой строгости. И семяизвержении цикад.
Физз выбрала Филиппа в качестве первого кандидата. Он пришел к нам домой, чтобы сообщить информацию. Филипп как раз находился в середине своего немытого цикла, глубоко увязнув в лени. Он надел маску молчаливого очарования. Филипп старался произвести на нее впечатление пожиманием плеч, почесыванием головы и слабыми улыбками. Мальчик начальной школы на первом интервью.
Наконец он встал и спросил:
— У вас есть ром?
Ром в животике лучше дерьма в заднице.
Было одиннадцать тридцать утра.
Она принесла «Олд Монк».
Он налил себе полный стакан, осушил его залпом и начал говорить.
— Вся хитрость состояла, — сказала она мне позже ночью, когда мы лежали в постели, — во взгляде и тоне.
Я попытался выяснить это. Нужно оставаться невозмутимым. Никогда не улыбаться. А если придется, улыбаться только ртом, никогда глазами. Голос должен оставаться спокойным. Никогда не заикаться. Говорить ясно и смело. Говорить по существу. И получается, что ты говоришь о привычках семяизвержения цикад. «Ты делаешь это, стоя на голове? Фига — единственный фрукт, который побуждает тебя заниматься этим немедленно? Если опустить его в заварной крем, изменится вкус заварного крема? Ты опускаешь его в маленькую розетку или большую? И что ты делаешь, если она мигает?»
Холодно. И цинично.
Мир жесток.
Относиться ко всем как к цикадам.
«Ее величество» была довольна ее попыткой. Она тотчас протянула ей сто пятьдесят рупий. Деньги были аккуратно сложены в белый конверт с голубой и красной полоской, а на нем было разамашпсто написано имя Физз. Две банкноты. Одна в сто рупий, другая в пятьдесят. Скрепленные вместе желтой скрепкой. Физз отдала мне деньги и положила скрепку в сумку.
Мы вышли из дома этой ночью, выпили, вернулись домой и занялись любовью. Впервые мы почувствовали, как сексуальная жизнь другого человека прошла через нашу. Когда я двигался в ней, я начал настойчиво спрашивать о ее первом интервью, и, когда она медленно рассказывала мне самые личные секреты Филиппа, мы так потеряли голову, что почти не могли дышать. Она начала исчезать надолго, и мне пришлось сражаться за место между жизнью и забвением.
Место, в котором ты острее всего чувствуешь жизнь перед смертью.
Исследование подняло нашу сексуальную жизнь, на новый уровень. Просто когда я начал думать, что мы исчерпали все, что может происходить между двумя людьми, и идем только по сомнительному пути ссора-секс, внезапно появился призрак любви втроем. Пятью годами раньше упоминание о другом мужчине вызвало бы во мне ревность. Теперь это меня возбуждало.
Прежде чем мы прошли через Филиппа, был Рави. А затем Алок, Анил и Удайан. Каждое имя поселялось в нашей постели на несколько дней, и каждое приносило с собой особое меню. Мы ни о чем не разговаривали, лежа в постели, но горели страстью в предвкушении чего-то твердого и свободного, влажного и горячего, души и тела. А затем в момент проникновения в нее начинались разговоры. Я спрашивал, она отвечала. Я спрашивал, она отвечала. И мы говорили, говорили, говорили. Глубокой ночью, двигаясь медленно. Находясь под защитой желания, я говорил такие вещи, которые бы ранили мое сердце в другое время. А после, когда я сидел за «Братом» или трудился на ниве редактирования, они причиняли мне боль. Я старался сосредоточиться на работе, чтобы заглушить внутренний голос, прежде чем он затопит все. Прежде чем он превратит забавную игру в смертельную дуэль.
Призрак любви втроем.
Эта проблема была не похожа на любую другую фантастическую шалость. Не похожа на игру любовников. Она была основана на реальном знании реальных мужчин. Это было так, словно в нашей постели находится настоящий любовник. Когда я лежал, только что кончив и переводя дыхание, оставалось назойливое чувство, что тебя насилуют.
В тех местах, которые были осквернены.
Но прежде чем мы научились бороться с тем, с чем мы столкнулись, изменилась наша судьба, которая переписала наши жизни.
Чтобы позволить нам исполнить наши мечты. И, как говорится в очень старой притче, показать нам червяка в самой сердцевине.
Биби Лахори
В маленькой деревушке рядом с Курукшетра, где в древности Пандавас и Кауравас загнали мир в тупик, и «Махабхарата» заложила удивительный двуликий образ всего человеческого, в маленькой деревушке готовилась к смерти женщина, непоколебимая оптимистка.
Самая великая книга в мире, «Махабхарата», учит нас, что все мы должны жить и умирать в соответствии с нашим кармическим циклом. В этом состоит превосходный закон вселенной — закон вознаграждения и наказания, причины и следствия. Мы живем в настоящей жизни так, как мы прожили прошлую. Но великий триллер морали приказывает нам бороться с кармой и ее деспотическим диктатом. «Махабхарата» учит нас разрушать ее. Менять ее. Великая книга говорит нам, что мы пишем нашу следующую жизнь, живя в настоящем.
«Махабхарата» — это не произведение, в котором содержатся религиозные инструкции.
Это великая книга. Это произведение искусства.
Она понимает, что люди постоянно меняют свои взгляды под давлением морали и притягательной силы аморального.
В этих постоянных сомнениях люди становятся людьми.
Не животными и не богами.
«Махабхарата» понимает, что правда относительна. Истина определяется контекстом и мотивом. Она воодушевляет самых благородных людей — Юидхиштра, Арьюна, Господина Кришну — лгать, чтобы можно было преподнести более великую правду.
