Над широкой чашей долины орел грациозно разрезал воздух.
Прямо под нами находился основной дом, два его дымохода напоминали сжатые кулаки. Если бы я бросил камень, то он бы приземлился на крышу с громким звуком.
Наклонившись ко мне, Физз сказала:
— Я хочу этот дом.
— А Си-эн-эн? — спросил я.
— Даже без Си-эн-эн, — улыбнулась она.
Дикое лаянье собак становилось все ближе. Кто-то закричал снизу:
— Могу я узнать, сэр, вы там?
— Стефен? — крикнул я в ответ.
— К вашим услугам, Стефен, сэр! — раздалось в ответ.
Стефен оказался мужчиной, которому было уже за шестьдесят, туберкулезной развалиной с редеющими волосами, скрипящими суставами, болезненной кожей и гниющими зубами. Он шел, таща за собой на поводке четырех лающих дворняжек, две веревки были длиной почти с канат. Он привязал собак к железным перилам у каменных ступенек, и дворняжки тянули поводок, рвались и лаяли так громко, что нам пришлось обойти вокруг дома, чтобы нас было слышно.
— Поверьте мне, сэр, это не собаки, а дьявольские псы! Они могут напасть на пантеру и обратить ее в бегство!
Нам пришлось держаться от него подальше, когда он говорил. От него несло кислым запахом виски. Его темно-бордовый кардиган был весь покрыт собачьей шерстью различных оттенков, и даже к его серым брюкам прилипли длинные пряди.
Увидев нас, он пристально всмотрелся. Обнажив гнилые зубы в смертельной усмешке, Стефен сказал:
— Поверьте мне, сэр, в конце концов собака — единственный друг человека. Спустя какое-то время миссус даже не позволит вам подойти к ней. А собакам не важно, как вы выглядите или чем от вас пахнет. Они смотрят только на ваше сердце. — Затем он подмигнул Физз и добавил: — Не хотел вас обидеть, мадам. Но мы, мужчины, никогда не поймем ваш народ.
Мы стояли между домом и долиной Джеоликоте. Горный склон под нами делился на несколько террас неправильной формы. Первая находилась на расстоянии пятнадцати футов, а остальные террасы шли через промежутки от пяти до десяти футов — огромных шагов великана, который мог спуститься по ним к подножию горы. Кусты лантаны росли возле каждой террасы. Стефен достал из кармана своих брюк маленькую бутылку «Бэгпайпера». В ней было виски всего на два пальца. Он подошел к крану на внешней стене дома, подставил бутылку под кран, налили туда немного воды, опрокинул ее залпом и, взмахнув рукой, сказал:
— Ничто не может заставить петь сердце жителя холмов так, как «Бэгпайпер»! Идемте, сэр, позвольте мне показать вам самый удивительный дом в Кумаоне.
Он открыл самый удивительный дом в Кумаоне, слегка приподняв правую половину передней двери и толкнув ее, чтобы упал засов. Внутри было темно. Нам пришлось постоять несколько минут в столовой, прежде чем мы смогли что-нибудь увидеть. Первое, что я заметил, — это толстые балки, которые поддерживали потолок над нашими головами, и деревянные планки, прибитые к ним. Деревянные полы были нашей детской мечтой. Мы всегда жили среди бетона и кирпича. Второе, что я увидел, — у дальней стены широкий камин с обугленными деревянными дровами. Я взял Физз за руку и обратил ее внимание на то, что заметил. Не глядя на нее, я догадался, что это ее обрадовало.
Все окна были зашиты неаккуратно прибитыми планками, гвозди расщепляли дерево там, куда они входили. Приходилось идти по пятнам яркого света, пробивающегося сквозь дыры. Мы за Стефеном вошли в большую гостиную с еще одним широким камином, точно таким же, как тот, что в столовой. Над ним висел деревянный крест с изображением длинноволосого Иисуса, нарисованного краской голубого, белого и коричневого цвета. Пол был шершавый, неровный. Здесь были основные балки, поддерживающие дом — две из них, широкие, словно стволы деревьев, были скреплены вместе стальными скобами Даже не будучи специалистом, я знал, что невозможно получить больше — законным или незаконным путем.
— Насколько старый этот дом, Стефен? — спросил я.
— Очень старый, сэр, слишком старый, — ответил он. Его построили до того, как вы родились, до того, как родился я. Поверьте мне, сэр, это исторический дом. Вы стоите на истории Здесь бывали многие великие люди. Гандихиджи стоял там, где стоите вы.
— Ганди? Махатма Ганди?
— А кто еще, по-вашему, сэр? Махатма Ганди! Он сидел за этим столом и пил чай. Госпожа и он. Говорили об ахимсе, сатиаграхе и всех этих вещах о свободе.
— Вы шутите, Стефен, — сказал я.
— Прямо там, сэр, поверьте мне, — уверил он меня. — В своем белом дхоти. Потягивал чай с улыбкой. Он приехал проведать Камла Неру в санатории Бховали.
— С ним был Джавахарлал Неру?
— Нет, нет, сэр, он был в тюрьме. Поверьте мне, сэр, страна всегда важнее жены. Не обижайтесь, мадам.
— Стефен, я хочу, чтобы вы это повторили перед своей женой, — возмутилась Физз.
Стефен захихикал.
— Мадам, я не Джавахарлал Неру, — сказал он.
У задней стены гостиной была лестница, ведущая на второй этаж. Физз шла за мной, а я — за Стефеном. Одна ступенька была опасной, и Стефен предупредил нас об этом. Мы вышли в холл с дверями в каждой стене. Три из них вели в спальни, а одна — на длинный балкон, который тянулся вдоль всего дома. Привыкнув к твердому полу, мы осторожно ступали по планкам. Стефен заметил нашу осторожную походку и засмеялся.
— Поверьте мне, сэр, слон с носорогом могли бы станцевать фокстрот на этих полах, и ничего бы не произошло, — улыбнулся он.
В доказательство своих слов он начал прыгать вверх и вниз, громко напевая мелодию «Приходи, сентябрь». Па-па-па-паам-паам-пам-пам-пааам. Паампам-па-пам-пам-пам-пам-пам-пам…
Пол задрожал. У нас почти упало сердце.
— Стефен, контролируйте себя. Вы рушите мой дом, — попросила Физз.
Здесь было намного больше света, проникающего сквозь передний балкон и сквозь щели в планках у нас над головой. Я поднялся по лестнице и оказался на чердаке. Он был большим и заброшенным, с двумя забитыми окнами с каждого конца; вся крыша была залатана на скорую руку, дерево под ней прогнило, просачивалась вода.
Когда мы снова добрались до основания лестницы, Стефен остановился и начал сражаться с дверью справа от него, которую мы пропустили по пути наверх. После некоторых попыток толкнуть ее или потянуть на себя ему удалось открыть ее.
— Это последняя комната, — важно сказал он. — Вообще-то, комнаты.
Когда мы вошли и посмотрели вверх, небо было прекрасного голубого цвета. Простая тонкая балка делила его пополам — последний остаток крыши. Комната над нами отсутствовала. Можно было увидеть доски деревянных балок, которые когда-то поддерживали пол над каменной стеной. Некоторые были аккуратно отпилены, другие раскололись, словно их ударили о колено. Мы были в закрытой коробке без крышки. Это было похоже на открытый корт для сквоша, но разрушенный у наших ног, что заставляло меня воображать, будто я стою в доме, в который угодила бомба в одном из сражений в этих британских фильмах.
