Вначале он дважды выстрелил в коридор.
– Всем на пол! – И что-то прокричал в ухо Дробова.
Генерал, похоже, ничего не слышал. В течение нескольких минут у его виска прогремело столько выстрелов, что он почти оглох. И все же приходил в себя.
Антон уже знал, что не успеет. Не успеет дождаться Берегового. Прошло всего минут пятнадцать, как он позвонил Лацису, а Береговому нужен минимум час, чтобы добраться сюда. Да еще собрать команду. А может, тот и не будет никого собирать.
Если бы не выстрел снайпера, с тоской думал Антон, можно было как-то потянуть время, а сейчас они так и так будут активизироваться.
Убрав ствол от виска Дробова, он приставил его к затылку генерала.
Коридор снова был пуст, затишье перед бурей. Сейчас эта тишина казалась Антону зловещей. Он пытался представить, что предпримут охранники. Скорее всего по команде ворвутся в комнату.
Ну что ж… Разве это не один из вариантов?
Он сильнее надавил стволом на затылок Дробова. Генерал непроизвольно дернул головой. Антон захватил его другой рукой за шею, подумав, что если он выстрелит Дробову в затылок, то пуля пробьет его собственную руку.
За окном послышался довольно громкий металлический звук, потом какие-то шлепки. Затем снова стало тихо.
«Что они там делают?» – думал Антон.
В коридоре послышалась возня, и он выстрелил еще два раза. Антон не знал, сколько патронов осталось в «браунинге» – наверное, один или два, а из «ПМ» он отстрелял уже пять.
– Все, генерал, – проговорил он в ухо Дробову, – остальные твои.
Возня в коридоре продолжилась. И тут же послышались разрозненные стандартные выкрики:
– Брось оружие! На пол! Руки за голову!
Прострекотала автоматная очередь, ее перекрыла другая.
«Они все же решились на штурм».
Вот и все. Антон внезапно похолодел. Руку на горле Дробова свело судорогой. Он держал генерала мертвой хваткой. Непослушным, внезапно одеревеневшим пальцем он потянул курок; щелкнуло шептало…
Кто-то позвал его из коридора:
– Антон! Не стреляй! Я подполковник Рябов.
Эта фамилия стала для Никишина освежающим потоком. Но освобождение еще не пришло; солдат даже не понимал, что его сковывает. Палец на спусковом крючке дрогнул, в голове тут же возникли сомнения, их не могли опровергнуть слова человека, который смело приближался к двери.
– Антон, дай нам сделать свое дело, пропусти людей. Я подполковник Рябов. Пропусти людей.
Они не могли так быстро приехать, ведь он только двадцать минут назад смог связаться с Береговым… Нет, не могли. Однако сейчас Антон не выкрикивал предупредительных слов. У него осталось всего два патрона, и он ждал подходившего человека.
– Не стреляй, Антон. Пропусти людей. Ближе чем на пять метров к тебе никто не приблизится. Даю слово.
Рябов вошел и посторонился. Взгляд у него был странным. Антону казалось, что тот смотрит и на него, и на Дробова, а заодно осматривает помещение. Он не был похож на военного, его внешность скорее подошла бы учителю.
В комнату ворвались пять человек, одетых в черные штурмовые костюмы. Двое десантников приняли положение для стрельбы с колена, остальные под их прикрытием тут же склонились над телохранителем и Кочетковым. Звякнули наручники. В коридоре продолжалось интенсивное движение.
Два спецназовца продолжали держать Антона под прицелом. Они не произнесли ни звука, держали его на мушке и молчали.
Человек в гражданской одежде сделал шаг. Теперь его взгляд был более осмысленным: он переводил его с лица Антона на Дробова и обратно.
– Подполковник Рябов, – представился он. – Михаил Анатольевич. Отпусти его, Антон. Ну? Отпусти его.
Антон вдруг почувствовал, как радостно затрепетало тело Дробова. Рябов, если гуманно предположить, что он спасал Антона, давал пусть призрачный, но все-таки шанс генералу. И тот понимал это. Антон видел, как в теле Дробова снова забурлила жизнь, она кричала, трепеща каждой клеткой.
– Брось пистолет, Антон. – Рябов подошел еще на шаг.
Антон не знал, смотрит ли сейчас Дробов на подполковника, но чувствовал что да, смотрит. По идее радоваться должен был Антон, а выходило наоборот. Сейчас он отпустит Дробова, и все. Никогда не узнает Антон, что стало с ним, каким воздухом он будет дышать: мадридским, сочинским, холодным воздухом Мангышлака или более трепетным – могильным. Не узнает никогда.
– Антон, все кончилось, брось пистолет.
Перед глазами из могилы встал капитан Романов, но выглядел он свежим, улыбающимся, с чуть ироничными глазами.
«Ты даже не представляешь, сколько мне дало общение с тобой. Я что-то вспоминаю, Антон, что-то придумываю сам, мне это дорого. И если однажды ты придешь ко мне и скажешь: «Я понял эту существенную деталь – это та вещь, которую ты мне предложил, эта вещь противоестественна, она многое объясняет», то я, несмотря ни на что… Мне хочется, чтобы ты удивил меня».
Антон проглотил ком, подступивший к горлу и… отвел ствол от затылка Дробова.
– Хорошо, Антон, молодец, – подбодрил его Рябов.
Генерал слегка повел затекшей шеей и облегченно выдохнул. Отпусти его, и он бросится на шею подполковнику.
«Вы все живете на измене, питаетесь ею».
– Брось пистолет, Антон. – Рябов смотрел ему в глаза. – Брось, ну? Все позади. Береговому передали твое сообщение, и вот мы здесь. Все нормально, брось пистолет.
Антон вспомнил другого Романова, умирающего, с кровавой пеной у рта. Он показывает большой палец: «Молодец, Антон», и кладет руку ему на плечо. Потом конец. В глубине зрачков хлопнули две тяжеленные двери. Голова Романова упала на грудь.
Антон разжал пальцы, и пистолет упал на пол.
– Хорошо. Отпусти его.
Перед глазами оставалась квартира капитана Российской Армии, командира разведроты: пожелтевшая известка на потолке, обои в коридоре и на кухне засалены, протерты, нельзя даже различить их бывший орнамент. Полы давно не крашены, шпаклевка на стыках досок отлетела. В атмосфере комнат витает дух частого пьянства.
«Видишь, как живу? Женщину в квартиру привести неудобно».
– Отпусти его.
Антон медленно убрал левую руку с горла Дробова, но пока не отпускал его. Из-за пояса брюк он достал маленький «браунинг», в стволе которого одиноко торчал патрон, модифицированный Германом Розеном.
Рябов шумно вздохнул, на несколько секунд задержав дыхание. Предостерегающе вытянув руку, он сделал короткий шажок:
– Не надо, прошу тебя.
Перед глазами Антона снова стоял капитан Романов – не Светлана Рогожина, не жертвы взрывов в синагоге и мечети, а Дима Романов. Лицо серое, но не от пыли. Он смотрит на убитого бойца, даже не представляя, что потом он все оставшиеся дни будет просыпаться среди ночи от собственного крика: «Достаньте эту суку!» В тот момент кричала душа Романова, отключая мозг, и она же, оглушенная водкой, говорила с отчаянием:
