Инструкции.
Сексинструкции Миротворца.
А над головой, кажется, не рваное ночное небо, а сырое перекрытие запасной базы; не мокрая земля под стынущим телом, а сухие нары.
И еще одна инструкция:
«С момента перехода группы на запасную базу она становится основной».
Это правило.
Значит, сейчас нужно сделать всё для того, чтобы «тройка» стала основной базой.
Антон, скрипя зубами, невероятными усилиями подтянулся и проволок свое тело по липкой грязи. Таким образом, помогая себе одной рукой, он уже на несколько метров приблизился к дороге. Оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть.
С большими интервалами мимо него проносились машины. Ротвейлер приподнимал руку в надежде, что его заметят, но всё бесполезно, он был слишком далеко от дороги. Слишком далеко — это двадцать метров. За полчаса он сумел преодолеть лишь половину.
Ног он не чувствовал. Левая рука висела плетью, и в ней первое время пульсировала страшная боль. Она стала утихать, когда Антон, вскрыв спецназовскую аптечку, вкатил себе обезболивающего из шприц-тюбика. В голове зашумело. Мысли скакали то к основной базе, где остался Миротворец, то к запасной, куда он так стремился попасть. А «тройка» представлялась ему то совершенно пустой, то занятой двумя бойцами, которые, лежа на нарах, обмениваются беззлобными шутками, ведут какой-то бессмысленный разговор.
«У тебя есть дача?» — «Есть». — «Картошку сажаешь?» — «А что? Своя картошечка — самое оно». — «Это день сурка, брат. Из года в год одно и то же: мелкую картошку на семена, крупную на еду. Оно тебе надо?»
Шумят в голове голоса. Через равные промежутки вклинивается в них, подстегивая, чей-то требовательный голос: «Я приказываю тебе! Давай, Антоха, удачи тебе».
Еще немного осталось.
Еще чуть-чуть.
Отдавая последние силы, Ротвейлер вытолкнул свое тело на край дороги и потерял сознание.
Глава 21
Планы сержанта Мельникова
54
«Зашевелились, суки? Сейчас я вам устрою зачистку!»
— Упырь, Миротворец на связи! Ответь. Кровищи, что ли, обсосался? Веду тебе еще одну жертву: Ротвейлер лапу подвернул, еле прет. Доберемся, пустим его по кругу. Прием.
— Упырь на связи. Чего так долго?
— Да говорю: Ротвейлер шел, упал, очнулся — гипс, закрытый перелом. Раньше на связь не мог выйти, рация только сейчас волну схватила. Возвращаемся прежним путем. Нам еще километра полтора топать. Дошли до тайника, где ты пакет с письменным указанием вытаскивал. Опасно, блин. Того гляди в плен к салагам угодишь. Вышли пару человек навстречу. Я уже вымотался, в натуре.
— Понял, где ты. Жди. Высылаю навстречу Абдуллу и Органайзера. Маякни им, когда увидишь.
— Понял тебя. Конец связи.
Седов бросил быстрый взгляд на Батерского. Нет, похоже, он ничего не заподозрил. Вряд ли запомнил такие детали. Ничего особенного, что тайник находится в полутора километрах от основной базы.
«Опасно, блин».
Конечно, опасно.
Командир группы посмотрел в сторону тайника. Сто метров до него. Но взгляд простирался еще дальше, туда, откуда вел передачу Миротворец. Примерно на двести пятьдесят — триста метров. Не дальше. Он всё же обошел все охраняемые пути. Неизвестно как — по наитию, по интуиции или особому нюху.
Упырь перевел взгляд на Магомедова, который отрядил для встречи спецназовцев двух своих лучших боевиков — Али-Хасана и Азиза, одетых в камуфляж. Вообще-то маловато, но он не знал о том, что на помощь Хохла и Греты им надеяться уже не стоит. Тем не менее он рассчитывал, распределяя роли: камуфлированные под спецназовцев арабы должны идти впереди, а Червиченко с Гретой будут на подстраховке.
Седов не мог не заметить, что Адлана слегка лихорадит. С выходом в эфир Миротворца ослабло напряжение, и это его остатки сейчас вызывают озноб у террориста.
Магомедов поступал правильно, не отряжая целую толпу. Два тертых бойца легко справятся с противником, у которого оружие заряжено холостыми. Противником, который должен обозначить себя, увидев в обманчивом лунном свете две фигуры — помощь, которую он запросил по радио.
Всё было разыграно, расписано в короткие секунды, которые подстегнули боевиков к скорым действиям. Бесшабашным? Отнюдь. Каждый из них верил в удачу, и она не могла обмануть их.
Сейчас у них одно настроение, размышлял Седов, а вот какие мысли и чувства овладеют хотя бы молодыми чеченками, когда они встанут перед порогом вечности? Захочется ли им оглянуться назад, на тот мир, который оглушительно грохнет за ними дверью? Невозможно этого представить, как и найти причину, принуждающую их подчиняться любым приказам.
Рабы. Они рабы. Только они знают, что их народ покорен. Потому и уходят. Остальные — нет, они пока еще об этом не догадываются. И это не война вовсе, а восстание воинственных, живущих грабежами и убийствами рабов, на которых работают их рабы. Утопия. Конец света. Рим пал.
9 апреля. Штаб. Стенд. «Разведчик уже не принадлежит ни самому себе, ни своим начальникам, ни своим воспоминаниям... Он отказывается от своего прошлого и будущего, храня всё это только в сердце своем». Выпускник школы снайперов. Старший сержант Пиебалгс: «Читаем?» Военный городок. Блочная пятиэтажка. Кое-как меблированная квартира. Карандаш, снующий по бумаге: «Это место нашей выброски. Здесь путь, которым мы пройдем. Тут сама база... В ста метрах к юго-западу от базы — место тайника с письменным указанием о дальнейших действиях группы».
Так, что еще он сказал? Что, мол, тебе это совсем ни к чему? Да, именно так.
Батерский сидел на корточках подле Седова. В одной руке рация, в другой — пистолет. Не тот, который ему предложил Магомедов для обработки прапорщика, а трофейный, принадлежащий капитану Шарову. Не меняя позы, словно опасаясь, что его движения могут выдать его мысли на расстоянии пары сотен метров, Батерский тихо сказал:
— Он здесь.
— Кто здесь? — спросил Магомедов.
«Он не имеет имени...» — Батерский повторил, как заклятье, заученные слова. Они отозвались в его голове медным звоном: «Он срастается с полями, лесами, оврагами, становится духом этих пространств — духом опасным, подстерегающим, в глубине своего мозга вынашивающим одну мысль: свою задачу».
Нет, это не заклятье. Это проклятье, вывешенное на обозрение в штабе учебного центра. Предостережение. А раньше читалось как молитва, обращенная не к всемогущему богу, а направленная внутрь себя, в самую глубину души.
— Он здесь, Адлан. Миротворец здесь. Тайник находится в ста метрах отсюда. — «Он всё сделал правильно, но он не знал... о предательстве Седова». — Слышишь, Сева? Он не знал о твоем предательстве. Это ты убил двадцать человек. — Батерский резко повернулся к Магомедову. — Надо уходить, Адлан. Ротвейлер наверняка передал в центр сообщение. Надо уходить, пока нас не обложили. А если вызовем вертолет, то дураку будет понятно, кем он будет набит до отказа. Они примут нашу игру.
