Он выволок его безвольное тело из машины и бросил спиной на обочину. Почти сразу же увидел в его руках пистолет.
Тот самый, трофейный.
Капитана Шарова.
Увидел страшную улыбку на окровавленном лице предателя.
Батерский не медлил с выстрелом. Сержанта он держал на мушке считаные мгновения, которые вынесли на поверхность памяти разговор с кем-то из учебного центра. Почему, мол, Миротворца ни разу не ранили, хотя засад на него было предостаточно. А вот от него мало кто уходил живым. И раненым.
Только не сейчас.
Выпускник школы снайперов, целясь Мельникову в голову, нажал на спусковой крючок...
58
Уже давно затих за окном рев «Уралов» и «КамАЗов» с личным составом учебного центра, перед которыми была поставлена боевая задача, а Михаил Артемов не мог освободиться от голоса раненого бойца. Сержант Соколов своим выходом в эфир подтвердил опасения и ход событий, которые полковник читал, по ходу радиообменов, как с листа. И еще для Артемова было важным то, что Ротвейлер снимал с него ответственность за принятие ключевых решений, не связанных напрямую с его оперативно-розыскной деятельностью. Только недавно он думал, а скорее сетовал на то, что возглавлял не командный пункт. Каким-то образом он на протяжении всех этих долгих часов воздействовал на свои мысли, и они воплощались в жизнь. Действительно в жизнь, щедро закрашенную черно-белыми полосами, — в основном против его желания.
Теперь этот дар, совершенно безрадостно думал Артемов, станет, наверное, его визитной карточкой: «Слышали про полковника Артемова? Так вот, это сложное и ответственное дело нельзя поручать ему ни в коем случае».
Нет, всё это чепуха, набор слов, рожденных в гудящей голове.
Вот спиной к нему стоит генерал-майор Мельников. Наверное, с ним можно говорить на разные темы — собеседник он приятный, но последние несколько часов сузили кругозор до одной лишь фразы: «Он выкрутится». Только вот чей кругозор сузился до двух слов, Артемова или Мельникова?
Вот черт! Как избавиться от привычки задавать себе вопросы и искать на них ответы? Никак. Даже если сменишь работу. Эта «награда» — пожизненная. До гробовой доски.
«Ротвейлер на связи».
Едва связист доложил об этом, Артемов обогнал его и сам слушал доклад сержанта. Что сделает Миротворец, «на месте контролирующий ситуацию», представить было несложно. Либо предупредит экипаж «вертушки» автоматным огнем, либо останется инертным. Должен сообразить, разведчик-то он неплохой. Теперь он, как и сам Артемов, может просить шубу с барского плеча. Что-то подсказывало полковнику, что Миротворец в учебном центре долго не задержится. Дело не в воспоминаниях, которые, несомненно, до конца дней будут бередить его душу, а в характере старшего сержанта. Разный, меняющийся Игорь Мельников. Что еще переменится в нем после этой страшно длинной ночи? Как в стихотворении: «Он всё писал... И кисти к вечеру бросал. А ночь казалась страшно длинной. Он видел всё одну долину, ту, что нашел, ту, что искал».
«Ротвейлер на связи».
Два местных парня, которые подобрали сержанта Соколова, везли его сейчас в Борскую больницу. Хоть с од ним всё ясно — жить будет, а это главное.
Батерский нажал на спусковой крючок и... ничего не произошло. Еще раз нажал и еще, чувствуя резь в пальце.
— Там одна фигня есть, — услышал он голос Мельникова. — УСМ одинарного действия. Если патрон в стволе, тебе нужно взвести курок вручную. Без этого ничего не получится. А потом всё пойдет как по маслу. Вот в этой штуке, — Миротворец уже держал «ПСС» в правой руке, — всё гораздо проще.
Он спустил курок, и пуля пробила Батерскому руку. Забрав трофейный пистолет и положив его в карман куртки, Мельников рывком поставил Батерского на ноги.
— Смотри мне в глаза, сука! В глаза смотреть! У тебя есть пять минут, чтобы рассказать мне о твоих связях с «чехами». И здесь, и в Чечне. Чтобы я смог пообщаться с ними. А теперь отвечай быстро: как, когда и через кого ты передал планы бандитам? Я всё знаю. Но хочу услышать от тебя, гнида, имя человека, которого ты растоптал.
Не в состоянии выдержать взгляда Миротворца, Батерский отвел глаза в сторону. Его разбитые губы еле слышно прошептали:
— 9 апреля. Седов рассказал. Я передал его наброски по факсу.
— Кто еще из военных замазан на чеченцах?
— Здесь — старший лейтенант Виктор Касоян и прапорщик Алексей Коняхин. Оба из орского погранотряда. Через них в Самарскую область из Казахстана шел героин. Я был курьером.
— В Чечне?
Майор Глеб Ковальский. Гудермесское отделение УФСБ. Больше никого не знаю. Из гражданских в Самаре — директор «КАМАЗ Волга-Центра» Булат Ибрагимов. И почти все в центре.
— На колени.
— Что?
— На колени!
Миротворец надавил на плечи Батерского, и он рухнул на землю. В руке у старшего сержанта появился трофейный пистолет капитана Шарова. Он передернул затвор и взвел курок.
— Молись. Моли своего бога, чтобы я подарил тебе легкую смерть. Ну, что ты кричал, когда продался боевикам? Что ты кричал, когда убивал своего товарища? Кричи, сука!
— Аллах... акбар. — Земля уходила из-под ног Батерского. Он задом, спиной проваливался в бездну, которая на протяжении долгих дней всматривалась в него и манила.
— Громче!
— Аллах акбар. — Он понимал, что это конец, но противиться ему уже не смел.
— Еще громче!
— Аллах акбар!
Ал... ах... ар... — раскатилось по лесу глуховатое эхо. И коротко повторило громкий звук выстрела.
Сначала у перевернутой машины притормозил один сердобольный водитель, потом второй. Но спросить, что случилось, не успевали: Мельников показывал им дальнейшее направление стволом «Калашникова».
Наконец через десять минут он услышал долгожданный шум вертолета. Вынув из подсумка сигнальный патрон, выстрелил. В воздух взметнулась, оставляя дымную полосу, сигнальная ракета.
Миротворец стоял на дороге, подняв над головой руку с автоматом, а другой рукой помахивая зависшему в тридцати метрах вертолету. Грязный, оборванный, с банданой, повязанной на шее, он, продолжая сжимать автомат, шагнул навстречу майору Тимуру Нусинову.
— Как ты? — перекрывая грохот двигателей, крикнул комбат.
— Нормально, браток, — ответил Мельников. Как в Чечне. Как в чертовых горах. В знак приветствия он помахал рукой высыпавшим из «вертушки» спецназовцам. — Надо Седова забрать и ребят из нашей группы. И этого, — старший сержант указал за спину.
— Батерский? Что с ним?
— Я ничего не знаю. Крикнул «аллах акбар» и умер. Разрыв сердца, я думаю.
