– Моджахед, оставайся на месте и продолжай наблюдение. – Хайдар повернулся к товарищам, бегло осмотрев вжавшихся в коричневатый винил сидений заложников. – Нафтизин, готовь ПЗРК.
Собственно, это был единственный приемлемый вариант, и Загороднев во время размышлений командира группы даже проявил некоторое нетерпение. Подмигнув Гюрзе, Толик коснулся пальцами каски: «Есть!»
Вообще перевод ракетно-зенитного комплекса из походного положения в боевое составляет тринадцать секунд, Нафтизин потратил чуть больше. Сейчас он держал в руках грозное оружие. Максимальная дальность полета ракеты – больше пяти километров, поражение цели ракетой, выдерживающей до пяти прямых попаданий в нее пуль от патрона 5,56 НАТО, – до трех с половиной километров, ее максимальная скорость – 1440 километров в час. И чем ниже скорость цели, тем выше процент попадания. А цель шла еще и невысоко – в светлое время суток в стороне от вади можно было заметить вышки линии электропередачи: на такой высоте, на какой шла «вертушка», она вполне могла, сбившись с курса, запутаться в проводах.
Плут занял место у створок, чтобы открыть их по команде и дать дорогу Толику Загородневу, державшему руку на съемной пусковой рукояти ПЗРК. Моджахед продолжал вести наблюдение из башенки; ему в голову пришла оригинальная мысль: он находится в рубке этого действительно корабля пустыни. Он всматривался то в мечущиеся по песку огни БТРа, то в небо над головой, отчаянно желая не увидеть еще одной грозной тени. Вертолет, рыскавший в небе, появился, будто из-под земли, из одного из бункеров, полости которых наряду с секретными тоннелями избороздили эти негостеприимные земли. И в один прекрасный момент могли показать свои боевые головки и ракеты со средним радиусом поражения, сосредоточенные в основном на границе с Ираном и Кувейтом.
Пора, пора «вертушке» возвращаться, нервно подергивая глазом, торопил экипаж капитан Хайдаров. Чем ближе были они к базе, тем больше ставили под угрозу операцию. Нужно только представить себе маневры неподалеку от буровой, которую в течение нескольких минут блокируют подразделения иракских ВС. Из огня да в полымя?
А ведь до появления вертолета-разведчика военные не знали ни направления, ни средства передвижения диверсантов. О последнем узнали бы сразу же после осмотра бункера, буквально по единицам имеющейся там бронетехники. А взрывать его не было ни времени, ни резона: сам взрыв привлек бы внимание.
«Пора, пора», – вглядывался и вслушивался в ночь Хайдар.
52
Ухорская совершила двойную ошибку. Своими маневрами в ночном небе она как пальцем указывала на потерявшийся в песках БТР. То, что вертолет не принадлежал к ВС Ирака, и вообще в операции по обезвреживанию диверсионной группы не был задействован ни один вертолет, стало ясно после запроса ответственного за операцию, начальника штаба 3-го армейского корпуса Удая Аль-Хамида. Он сделал один-единственный вывод – вертолет чужой и участвует в поисково-спасательной операции. Сбить бы его, да нечем. Под рукой нет ни одного ПЗРК типа «иглы», «стрелы» или «стингера». От ракет этих переносных ракетно-зенитных комплексов не спасает система отстрела ложных целей и генератор инфракрасного излучения вроде «испанки». Фактически «стрелами» и «иглами» вертолеты поражаются стопроцентно.
«Восьмерка» пролетела над БТРом на скорости больше ста километров в час, Ухорская даже не сумела определить тип бронетранспортера, единственное, что успела отметить, это явно армейский образец, а не гражданский вездеход, часто встречающийся в этих местах. Невольно ее мысли, взявшие направление на сопоставления, совпали с размышлениями капитана Хайдарова. Алексей не посвящал подполковника во все детали операции – ее дело передать приказ, а приоритет планирования целиком лежал на командире группы. Информация, полученная Ухорской от генерала Хазраджи, была, безусловно, ценной, однако другой генерал, с русскими корнями, дал о дворце Саддама куда более дорогостоящие сведения.
Несколько минут полета, и оставшийся позади БТР словно слился с другой военной техникой, сновавшей по шоссе, стоявшей у разъездов, развилок и просто на обочине. Командование 3-го армейского корпуса бросило на уничтожение диверсионной группы все имеющиеся силы и средства, поставив на карту еще и престиж. Даже жизни. Саддам никогда не простит генералам такого, мягко говоря, ляпа, произошедшего в то время, когда американцы и их союзники в любую минуту готовы были начать военные действия. Уровень боеспособности армейских подразделений Ирака подрывался словно изнутри и, так или иначе, виделся началом широкомасштабных действий.
Работу диверсионной группы капитана Хайдарова Ухорская увидела не сразу. На месте дворца Саддама вздымались клубы серо-черного дыма. Огня почти не было, небольшие и ущербные языки пламени лизали искореженные блоки и перекрытия, плясали на деревянных остовах лестниц, дверей, перегородок; у огня не хватало сил вторгнуться в бетон. А ведь он горит, и еще как.
Другой очаг пожара едва был заметен, однако почерневший корпус машины все еще мог подсказать свою марку. То была «шишига», на которой диверсанты под видом таджикско-афганских беженцев отправились на задание. Вокруг нее столпилось около пятидесяти военных, но не было видно ни одного трупа.
– Уходим, уходим! – торопил Ухорскую пилот. Сугубо гражданский, он понимал, что лишь одна удачная очередь из автомата добавит огня к догорающему «газону».
Однако иракцы не стреляли. Пока они не знали, кто это кружит над ними. Смело – значит, свой. Но уже через пять-десять минут он превратится в чужака.
– Возвращаемся! – И уже тише пилот обозвал Ухорскую дурой. Тем не менее по интеркому его справедливое возмущение дошло до «пилота номер один». И только сейчас, отчетливо представляя себе одинокий БТР, несшийся по высохшему руслу в сторону базы, Полина догадалась, кто находится внутри брони. Об этом сказало ей и шестое чувство, выбившее из глаз слезу. Как спецназовцы сумели захватить бронетранспортер, Ухорская понять не могла. Поздно, но она начала выполнять требования капитана Хайдарова, который в зоне своей ответственности был главным, точнее – независимым: она лишь бросила мимолетный взгляд на радиостанцию, припоминая слова Алексея: «На связь больше не выходи. Отбой!»
«Есть, капитан!»
«Да, в БТРе были НАШИ», – думала воскресшая Полина, круто уходя с места взрыва «шишиги». Несколько минут назад бронетранспортер сливался с другой военной техникой, сейчас же отдалялся от нее во всех проявлениях этого понятия. Ухорской хотелось хотя бы несколько мгновений побыть рядом с отчаянными спецназовцами, снизить скорость и пойти с ним вровень; жаль, не получится качнуть крылом. Но она сумеет круто свалиться с курса, выровнять вертолет, набирая скорость и как бы показывая путь.
Ей влетит, конечно, но она не была бы собой, если бы пустила обстоятельства на самотек, сидела бы сложа руки после короткого сеанса. Хоть что-то сделала? Нет, не то. Она видела в своем отчаянном поступке что-то большее, то, что пока объяснению не поддавалось. Наверное, определение придет вместе с объяснениями с капитаном Хайдаровым.
