Я перебила его:
— А что, есть куда хуже?
— Есть! То-то и оно, что есть! Поверь мне, я не желаю тебе зла, вспомни, нас ведь многое связывало и связывает в жизни. Любовники или любовницы — это все временно и ненадежно, самое главное — ненадежно… Женя, ты в опасности, сейчас не время и не место объяснять, как и почему, но ты должна уяснить, что кроме как на меня тебе больше не на кого рассчитывать. Я не хотел тебя пугать, поэтому не сказал этого сразу, при нашей прошлой встрече, но ты стала совсем неуправляема. Женя, пойми, что я и в самом деле единственный человек, кого тебе не надо бояться, единственный, у которого есть резон защитить тебя. Давай встретимся прямо сейчас, время не терпит.
— Я не могу сейчас. Давай встретимся вечером в шесть часов у нашего универсама.
Я повесила трубку, медленно повернулась и посмотрела Виктору в глаза. Губы его скривились, словно у него что болело внутри, но взгляд мой он выдержал.
— Ну что, теперь ты доволен? Все как ты и хотел. В шесть часов вечера мы встречаемся с ним возле того самого магазина, где вчера с тобой делали покупки. Можешь рапортовать начальству, или кто там у тебя.
Я хотела пойти к себе, но он остановил меня, видно, ему казалось, что еще не все сказано, что как-то можно все объяснить и понять по-другому.
— Подожди, не уходи. Я должен объяснить тебе. Ты не права насчет живца. Твой бывший муж, судя по всему, из тех людей, которые идут напролом, ни перед чем не останавливаясь. Рано или поздно он бы тебя все равно подкараулил где-нибудь, и кто бы тебя тогда защитил? А сейчас это будет заранее спланированная встреча, которую мы можем контролировать. Я кое-что слышал из того, что он тебе сейчас говорил, и вот что я тебе в свою очередь скажу — не верь ему!
— Ну-ну! — только и сказала я ему на это и, обойдя его, как досадное препятствие, направилась к себе.
— Ты куда?
— Странный вопрос. Переодеваться, куда же еще? Ты же сам слышал, что я договорилась о встрече в редакции, меня ждут, и меня очень интересует эта встреча, так что ехать я должна непременно. И не надо, пожалуйста, возражать. Я так устала от всей этой суеты и бестолковщины. Поездка совершенно безопасна, зачем, скажи на милость, Павлу нападать на меня по дороге, когда я и так с ним вечером встречаюсь?
— Ты слишком упрощенно об этом судишь и поэтому ошибаешься. Откуда тебе знать, что для него удобнее? Сейчас тебе одной нигде небезопасно, даже здесь. Он мог договориться с тобой о встрече для отвода глаз, чтобы заморочить тебе голову, а сам тут же начнет действовать. Я не только категорически против твоей поездки и вообще каких-либо выходов из дому, но буду всячески препятствовать тебе выйти отсюда до назначенных шести часов всеми способами, включая физическую силу. Будет лучше, если ты сейчас позвонишь в издательство и отменишь встречу.
Я посмотрела на него, поняла, что то, что он сказал мне, отнюдь не пустые слова, и если я буду возражать ему или сопротивляться, то он не замедлит связать меня по ногам и рукам и привязать к стулу. Редактор была крайне недовольна моим взбалмошным поведением. Она попросила позвонить ей через два дня, я, конечно, согласилась, а про себя подумала: если буду жива. С таким вот настроением я и побрела к себе в комнату. Не страх возможной смерти или, еще хуже, увечья холодил мое сердце и угнетал меня, но ощущение полной пустоты, зыбкости и невозможности кому-то верить и на кого-то опереться. Виктор убеждает меня не верить Павлу — смешно! Но и самому Виктору верить причин у меня, по сути, не было. Я не могу опереться даже на то, что он близкий друг человека, который меня так любил, ведь именно этого он мне и не желает простить. Верить в то, что меня будет защищать милиция, как говорится, не щадя живота своего, лет тридцать назад еще было возможно, по крайней мере для таких наивных, как я, но сейчас даже мне это казалось фантастикой. Есть такое емкое слово — фатализм, именно это и владело мною сейчас: будь что будет!
От обеда я отказалась, невзирая на все уговоры Виктора, а когда он стал чересчур настойчив, то попросила его удалиться из моей комнаты. В пять минут шестого я отправилась под душ. Контрастное обливание взбодрило меня, вялость исчезла, в голове прояснилось, а когда я немножко подкрасилась, то и вовсе почувствовала, что готова к бою. Виктора я попросила приготовить мне крепкий кофе, он согласился, сейчас он был покладист. Я надела брюки, которые хотя и были спортивными, но выглядели нарядно, а главное, мне в них было комфортно. Обтягивающий свитер нежной вязки кораллового цвета дополнил мой наряд, отнюдь не вечерний, но вряд ли Павел поведет меня в театр или ресторан. Свитер мне шел, я это знала, потому и не удивилась, заметив явное одобрение в глазах «охранника». Обула туфли на небольшом, устойчивом каблуке. Плащ заменила курткой, в ней удобно и тепло, дело-то к ночи. Все, я была готова. Виктор бормотал какие-то последние указания по переговорному устройству, которое вытащил без всякого стеснения. Я кинула в зеркало прощальный взгляд и отправилась в путь, конца которого не знала.
* * *
На условленном месте я была в начале седьмого, народ возле магазина сновал, но никого похожего на Павла и близко не было. Ни Виктора, ни его людей, которых, впрочем, я и не знала, тоже не наблюдалось. Ветер дул довольно противный, стоять было холодно, и я стала прохаживаться, сначала не спеша, а потом все быстрее, потому что место было открытое, и ветер пронизывал насквозь. Походив таким образом несколько минут, я разозлилась, в конце концов, кому была нужна эта встреча, мне или Павлу? Посмотрела на часы — двадцать минут седьмого, ну все, к черту! Я иду домой. Повернула за магазин в переулок и только собралась перейти проезжую часть, чтобы нырнуть в один из проходных дворов, как где-то за моей спиной раздался истошный визг тормозов. Чисто машинально я хотела обернуться, но не успела, что-то тяжелое обрушилось на мой затылок. Молот, еще успела я подумать и провалилась в темноту.
Открыв глаза, а вернее сказать, с трудом разлепив веки, я обнаружила себя в какой-то комнате лежащей на диване. Дрожащей рукой ощупала себя, вроде бы все у меня было на месте и ничего не пострадало, за исключением головы, а вот уж зато она болела так, что, как говорится, искры из глаз. Ах да! Меня же ударили молотом! Нет, не может быть, если бы молотом, то головы у меня уже не было бы, а раз болит, значит, есть. Попробовала повернуть немного голову, отчего боль запульсировала с еще большей частотой и меня затошнило, значит, сотрясение мозга обеспечено. Но по крайней мере, я увидела, что рядом со мной никого нет, большая и смутно мне знакомая комната была пуста. Но вот за дверью бубнили два голоса, я прислушалась и различила, что один из голосов принадлежит Павлу, второй — моложе и грубее. Я стала очень медленно и осторожно приподниматься. Голова сильно кружилась, во рту был противный железистый привкус, может, прикусила язык при падении? Кое-как мне удалось сесть и привалиться к спинке дивана, сидеть самостоятельно я не могла. Н-да! Как он там мне сказал: запланированная встреча, которую можно проконтролировать? Нечего сказать — контроль у них на высоте! Хотя… А может быть, им все так и надо? Главное, чтобы ожидаемая добыча заглотила наживку, а о самой наживке думать как-то не принято. И в самом деле, что я жалуюсь? Кто же думает о червяке, когда ловит рыбу? Интересно, насколько сильно мне расшибли голову? Пощупать боюсь, вдруг она совсем пробита? Черт! Как тошнит-то. Когда перед глазами перестало все сверкать и кружиться, я стала осматриваться более детально. Ну да, не случайно комната показалась мне знакомой, ведь я уже была здесь и даже на этом диване успела полежать. Ведь это же та дурацкая дача, куда меня Павел уже привозил. Как жаль, что я не смогла ничего запомнить про эту дачу в прошлый раз и поэтому не сообщила Андрею никакой ценной информации. В ином случае, глядишь, меня уже и выручили бы, а теперь один Бог ведает, что со мной будет дальше.
