Книга Концерт для виолончели с оркестром, страница 22. Автор книги Елена Катасонова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Концерт для виолончели с оркестром»

Cтраница 22

- Вперемежку, - машинально подсказала Рабигуль.

- Как-как? - залюбопытствовал немец, но Володя уже тащил Рабигуль от лавочки - вон из сада.

Он был так зол, так красен, взбешен, что Рабигуль засмеялась.

- Эй, - тронула она его за рукав, - ты чего?

- А чего он лезет? - совсем по-мальчишески вспыхнул Володя. - Пристал как банный лист...

- Так ведь наши комнаты рядом, - попыталась объяснить Рабигуль.

- Это не основание! - снова вскипел Володя. - Зачем он до тебя дотрагивается?

- Может, у него такая привычка? - предположила Рабигуль.

- Козел!

Это недавно вошедшее в моду слово вырвалось у Володи совершенно случайно: ну какой в самом деле господин Майер козел? Такой толстый, розовощекий и добродушный. Логичнее было бы обозвать его поросенком...

Володя вдруг остановился и остановил Рабигуль.

Повернул ее лицом к себе и, никого не видя, кроме нее, ничего не видя перед собой, кроме огромных огорченных глаз, прижал к себе свою драгоценную женщину.

- Я тебя люблю, - беспомощно признался он. - Так люблю, так...

Он искал и не находил слов - он, литератор, поэт, привыкший мыслить образами, чувства облекать в слова.

- Я - тоже.

Рабигуль, успокаивающе погладила Володю по голове - как маленького, как ребенка. И он всхлипнул, как ребенок, и крепче прижал Рабигуль к себе.

Что это сегодня у него с правым глазом? Что-то давит там, изнутри, какая-то мешает соринка. Володя закрыл глаза.

- Я так мучаюсь, - стыдясь самого себя, сказал он. - Так ревную...

- К кому? - обрадовалась Рабигуль: так вот почему он такой хмурый! - К симпатяге Майеру?

- Не надо, не называй его симпатягой, - взмолился Володя и сжал Рабигуль так сильно, что ей стало больно. - Зачем он говорит по-русски, раз не умеет? - пытался отыскать он причины острой своей неприязни. - Зачем вставляет английские слова, раз сам - немец?

- Думает, так понятнее...

- Ах, - скривился Володя, - вообще-то дело не в нем.

- А в ком?

- В тебе.

- Почему?

- Не знаю. Ты такая.., такая... - Володя столь же неожиданно, как обнял, столь же резко и сильно отстранил от себя, почти оттолкнул Рабигуль. - Пошли ко мне!

Он схватил Рабигуль за руку и, преодолевая непонятную слабость и бессильную, тоскливую злобу, потащил в гору, к их санаторию.

* * *

Там, за окном, правила бал великолепная южная ночь. У них в Москве таких ночей не бывает. Огромные яркие звезды подрагивали на черном бархатном бездонном небе. Пахло свежестью и весной, робкими первоцветами. Утомившаяся от любви Рабигуль сладко спала на его плече, а Володя все не мог насмотреться на небо, на звезды, шептавшие ему о вечности, о том, что жизнь - всего лишь миг, сладкий, тревожный, печальный. Странная тоска теснила грудь, мешала дышать, томила и мучила. Легкие занавески трепетали от ветра, вздувались белыми прозрачными парусами, тяжелые портьеры часовыми застыли по сторонам.

Тихонько, чтобы не разбудить Рабигуль, Володя освободил руку, встал, надел халат, задернул портьеры, сел к столу, сначала накрыл полотенцем, а уж потом зажег настольную лампу - так, чтобы круг света падал лишь на бумагу, и стал писать то, что видел и ощущал: о беспредельности чувств, об этой волшебной ночи, о таинстве жизни.

Но сегодня ему не писалось: строки ложились неохотно и вяло, и не было в них того огня, какой полыхал только что, когда под ним вздыхала, постанывая, Рабигуль, обнимала его крепко-крепко, а потом он почувствовал на своей щеке ее слезы. Она шептала непонятные, загадочные слова на родном языке, и слова эти были как шум ветра или степная песня.

- Что, что такое ты говоришь?

- Ничего...

- Но что?

- Не спрашивай... Такие слова не должна говорить женщина...

Рабигуль выскользнула из-под него, приподнявшись на руках, оказалась сверху - легкая, как перышко, ее девичья, совершенно не женская грудь коснулась волосков на его груди, и это прикосновение зажгло в нем такое пламя, словно не отбушевало оно только что до конца. С превеликим трудом он уговорил Рабигуль не задергивать портьеры - "Я хочу тебя видеть!" - и теперь, при свете мерцающих звезд, он видел провалы глаз; волна блестящих волос накрыла его, нежные руки легли на плечи. Какая женщина любит его!

- Я так горжусь тем, что ты меня любишь, - прошептал Володя.

- Дурачок, - улыбнулась Рабигуль. - Чем тут гордиться? Полюбить можно кого угодно.

Как это - кого угодно? Володя застыл от обиды.

Что значит - кого угодно? Разве он - кто угодно?

Уж он-то знает себе цену. Да любая женщина в санатории... Да девчонки в нижнем буфете - там, в его клубе... И тут же ему стало стыдно за мелкое свое тщеславие.

- Ты всегда говоришь все, что думаешь? - не удержался он от вопроса.

- Не знаю, - медленно ответила Рабигуль. - Кажется, да. А ты?

- На одной правде не проживешь. - Володя старался сдержать растущее раздражение. - Приходится иногда промолчать, схитрить. , - Но это так трудно, - зевнула Рабигуль. Она уже засыпала.

- Что трудно? - не понял Володя.

- Хитрить, молчать...

Огромные черные глаза закрылись. Рабигуль обняла Володю легко и нежно, примостилась поуютнее на его груди, чмокнула куда-то в ухо и заснула, вздохнув, как ребенок.

И вот он сидит над листом бумаги, но мысли его разбегаются, голова снова тяжелая - как там, в музее, - и он все обижается, обижается, сердится на Рабигуль, и ничего на этой самой бумаге у него отчаянно не получается. Володя горестно усмехнулся: счастье творчества, муки творчества - все это есть на самом деле; шаловливая муза улетает-прилетает, когда ей вздумается, дух Божий витает, где хочет...

В десятый раз перечитал он написанное и расстроился окончательно: вся эта галиматья никуда не годится! Разорвать бы ее к чертовой матери, но не хватает духу: может, утром покажется все иначе? Да и Рабигуль разбудишь... Володя еще посидел, помаялся еще над листками, потом перевернул их вверх рубашкой, как игральные карты, чтоб не мозолили глаза неуклюжие, бездарные строфы, взял чистый лист.

Так и проторчал за столом полночи, ничего из себя не выдавил, маету свою не избыв. Потом осторожно прилег рядом с Рабигуль, с непонятной враждебностью покосившись на разметавшиеся по подушке волосы, и заснул сном тревожным, но крепким.

* * *

Солнце заливало комнату, чирикала какая-то беззаботная птаха, когда он проснулся, открыл глаза и увидел ее, Рабигуль. Она сидела за столом неприбранные волосы тяжелой волной падали на прямые плечи - и читала его стихи. Его стихи! Не законченные, не отделанные, бездарные! Бешеный гнев вспыхнул, как пламя, залил тело горячей волной. Володя вскочил с постели, и его странно качнуло в сторону.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация