- Он мой жених, - соврала Лиза. - Там, в Манеже, мы договаривались о встрече.
- Повезло вашему жениху, - обиженно вздохнул Мохаммед, и черные его глаза стали печальными.
"Ничего, переживет!" - весело подумала Лиза. Да, мама права: надо предоставить судьбе течение жизни, и тогда очередные туристы окажутся вдруг художниками и захотят пойти в Манеж, на выставку; а в Манеже окажется Лёня, и выяснится, что он звонил и рад встрече, и позвонит еще; и он услышит, как лихо она говорит по-арабски и как без всякого напряжения понимают ее туристы. И главное не в том, что он сказал ей об этом: она видела его изумленный, даже восхищенный взгляд. А то - нашел натурщицу! Надо будет еще "Иностранку" ему показать.
Лиза, как всегда, купалась в своем арабском, наслаждалась Ленинградом - его мостами, дворцами и памятниками, Невой и каналами, таинственно поблескивающими в отлетающих белых ночах.
- А вот и сфинкс, - показала она, предвкушая общий восторг, на лежащего, вытянув лапы, сфинкса.
Но как раз сфинкс особого впечатления не произвел.
- А то мы сфинксов не видели, - проворчал Мохаммед.
Он после встречи в Манеже стал довольно ворчливым, всем недовольным. Лиза за сфинкса немного обиделась, но Мохаммеда тут же простила: уж очень хорошо было на душе, и великолепен, как всегда, Ленинград, и приветливы понимающие его красоту уже много поездившие туристы.
Им и Киев ужасно понравился, особенно церкви, холмы, его буйная зелень и масса цветов.
- Что значит юг! - сказала Лейла, и Лиза охотно с ней согласилась
Да, на юге вся жизнь другая - шумная, радо-стная, чуть суматошная. Короче - другая! Киевляне даже торопятся, в отличие от москвичей, весело. Лиза целыми вечерами бродила со своими туристами по жарким улицам, слушала мелодичный перезвон курантов - и все сквозь призму ласковых синих глаз, худых рук, обещания встречи.
И он позвонил в тот же вечер, когда, проводив группу, нагруженная сувенирами - косынками, значками, духами, даже сумку из мягкой кожи с ликом божественной Нефертити ей подарили, - Лиза вернулась к себе, на Ленинские горы.
- Лизонька, можно к тебе?
Голос звучал совсем близко.
- Ко мне? - растерялась Лиза. - Поздно... И у нас же тут пропуска... Пропускная система...
- Это все мелочи... Можно?
- А ты где?
- Рядом. Звоню через каждые пятнадцать минут, все двушки уже прозвонил. С семи вечера.
С семи? А сейчас уже девять! Ур-р-ра!
- Давай приходи.
Лиза сразу обрела в себе уверенность. Бросилась было наводить порядок, но вовремя вспомнила мудрый завет Иры: начинать всегда нужно с себя, с косметики. Останется время - тогда уже мой полы, если хочешь.
Она живо подкрасилась, сменила привычные брюки на широкую, как у Лолиты Торрес, юбку, встала на каблучки, взыскательно оглядела себя в зеркале. Тут как раз он и стукнул три раза в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл, возник на пороге - нарядный, в светло-голубом, под цвет глаз, костюме, с букетом цветов и большим тортом. Аккуратно поставил на стол торт, с шутливым поклоном, словно немного стесняясь, подал Лизе букет.
- Погоди, тут еще есть вино, - сказал он. - В портфеле.
Лёня достал вино, бросил портфель на кушетку, обнял Лизу и, не выпуская ее из объятий, сразу сказал то единственное, что и нужно было сказать. Обычно мужчины не склонны объяснять свои поступки, но он был художником, и женщин, судя по многим деталям, понимал.
- Ты прости меня, дурака, - с обескураживающей откровенностью начал он. - Нет, нет, не вырывайся: мне легче так говорить. Там, в мастерской, в тот раз было все как в тумане. Пашка - маленький, с трубкой - подмешал что-то в вино, все казалось возможным и правильным. И ты сам казался себе великаном, всесильным, талантом. И вроде бы все остальное - так, ерунда, мелочь.
- И я? - пробормотала Лиза. Слезы выступили у нее на глазах.
- Все, - не стал хитрить Лёня, отодвинул от себя Лизу, осторожно промокнул тонкими длинными пальцами ее слезы. - Утром было мучительно, непонятно, смутно, и я все старался вспомнить: как же получилось, что ты ушла?
- А Маша? - хрипловатым от волнения голосом спросила Лиза, сглотнув сухой комок в горле.
- Что Маша? - досадливо сморщился Лёня.
- Нет, ты скажи, - не отставала Лиза, и ждала, и боялась ответа. - Она ушла?
- Нет, не ушла, - с трудом, после паузы, выговорил Лёня и торопливо добавил: - Но в этот раз она была с Пашкой.
"В этот раз..." Как больно.
- Лизонька, дорогая. - Лёня открыл бутылку вина, взял два стакана.
- Подожди, - остановила его Лиза. - У меня есть фужеры.
Она достала фужеры, взяла нож, разрезала торт.
- Значит, "в этот раз", - не удержалась она.
- Лизонька, у мужчин все иначе, - неуклюже пытался объяснить Лёня. Такие Маши не имеют для нас значения.
- Но я не мужчина. - Улыбку словно кто-то приклеил на лицо Лизе. - Для меня твои Маши значение очень даже имеют.
- А раз так, то давай поженимся и будем жить вместе, - неожиданно и легко, даже легкомысленно сказал Лёня - нашел выход из положения! - и у Лизы ёкнуло сердце.
- Так вот сразу жениться? - хмыкнула она. - Сколько же мы знаем друг друга?
Лёня беспечно махнул рукой.
- Да какое это имеет значение? Женитьба - все равно лотерея. Можно познакомиться в трамвае, через месяц сходить в загс и прожить вместе всю жизнь. А можно дружить с первого класса...
Лиза и без него знала все эти сентенции.
- За нас! - Лёня поднял фужер с золотистым вином. - За тебя и меня. Идет?
- Идет! - улыбнулась Лиза.
Чокнулись, выпили.
- Ты не смотри, что я и вино всегда рядом, - внезапно забеспокоился Леня. - Я вовсе не пьяница.
- Знаю, - успокоила его Лиза.
- А Пашке я тогда выдал по первое число!
- Правда?
Лиза только подавала реплики, говорил - оживленно и горячо - Лёня. Он пьянел на глазах, подливая и подливая себе в фужер. Лизин оставался почти не тронутым, но Лёня, похоже, этого не замечал.
- Иди ко мне! - Он властно протянул к ней руки. - Что за платочек у тебя на шее?
- Арабы подарили. Вообще-то мы обязаны подарки сдавать, но не платочки же?
- А что? - развязывая платочек, целуя Лизину шею, машинально, просто так спросил Лёня.
- Ну там, хрустальную вазу, - задыхаясь от желания, прошептала Лиза.
Но Лёня ответа на свой вопрос уже не слышал.
- Какая беленькая, - шептал он, - какая душистая у тебя шея. И такая стройная, без единой морщинки... Оставишь бедного пилигрима на ночь?
