Он стал лихорадочно рыться в карманах, вынимая какие-то мятые билеты, бумажки, обертки.
- Ну что вы, - замахала руками Таня, - не надо паспорта! Я имею в виду...
- Да знаю я, что имеете вы в виду, - снова сморщился Женя. - И пусть, пусть, вы правы! Я придумал, куда пойти: в арбатские переулки. Это совсем другой центр, тихий. Здесь близко. Пошли!
- А портфель?
- Ах да!
Он огляделся по сторонам, нашел свой портфель, порыжевший от времени тот сиротливо лежал у бортика, - и, схватив за руку Таню, потащил ее на Калининский проспект, к Военторгу, и дальше, дальше, на старый Арбат.
Там гуляла вовсю молодежь - пела песни, читала стихи, музицировала. Даже поделками еще торговали.
- Смотрите: вот тут можно посидеть за столиком, - обрадовался Женя. Белые столики стояли прямо на тротуаре; зеленые, вьющиеся растения отгораживали их от гуляющей публики. - Как в Париже!
Он внезапно развеселился, все его волнение как рукой сняло, и Таня с тревогой подумала, что нарвалась, похоже, на неврастеника. "Ну и ладно! беспечно решила она. - Значит, мне хорошо с неврастеником!" А было действительно хорошо - радостно и свободно, и Таня чувствовала себя едва ли не парижанкой, сидя здесь, на старом Арбате, под тентом, у мраморного столика, в плетеном кресле, поглядывая на разноцветную, праздничную толпу, попивая великолепный кофе со сливками - настоящий кофе, после того-то, библиотечного.
- Вот и у нас теперь есть западная ночная жизнь, - сказала она. Здорово! Ну, пошли, мы, кажется, вдвоем тут остались. Официант вытирает столики.
- Но заметьте, нас не гонит, ничего нам не говорит, изредка только поглядывает, - поймал ее мысль Женя. Позднее она не раз удивлялась этой его способности.
- Новые времена, как-никак, - с удовольствием заметила Таня.
Они встали и вышли на улицу. Народу заметно поубавилось: исчезли певцы и оркестрики, позакрывались лавочки. И только один пиит - заросший, нечесаный, - читал, подвывая, стихи. Таня взглянула на часики.
- Вы где живете? - спросила Таня.
И Женя, москвич со стажем, правильно ее понял. Он тоже посмотрел на часы.
- В Олимпийской деревне. А вы?
- На проспекте Мира.
- Ого! - невольно вырвалось у него.
- Не нужно меня провожать, - быстро сказала Таня.
- Нет, нужно! - воспротивился Женя.
- Да не валяйте вы дурака! - рассердилась Таня. - От меня до вас полтора часа.
- Час двадцать.
- Уже подсчитали?
- Уже подсчитал.
Оба они засмеялись. И таким милым и добрым стало ее лицо, что Женя наконец решился - весь вечер мечтал! - обнял Таню, прижал к себе, закрыл поцелуем смеющийся рот. Он хотел лишь дотронуться до ее губ, но когда они шевельнулись в ответ, благоразумие покинуло Женю. Он буквально ворвался в Таню, зубы его коснулись ее зубов, язык - ее языка, стон блаженства и муки вырвался у нее. "Что я делаю? - в смятении подумал Женя. - Разве так можно? Что она подумает обо мне?" Осторожно и бережно отпустил он Таню, мелкими поцелуями покрывая ее лицо, словно прося прощения за внезапную страсть. Что-то похожее на разочарование мелькнуло в ее глазах, или ему показалось? Но лучше ошибиться в эту, а не в другую сторону, - чтобы она не отвергла его.
"С ума сойти, какая женщина! Как бы ее удержать? Кто она? С кем живет? А вдруг замужем? Не похоже... Но ведь не хочет же, чтобы провожал..." Внезапная ревность кольнула сердце.
- Таня, вы замужем? - вырвался у Жени бестактный вопрос.
- А что? - спросила в ответ Таня.
И он вдруг понял, что все равно ничего не изменится: даже если она замужем и у нее куча детей, а он - пустяки, приключение, он не в силах от нее отказаться. "Так разве бывает? - испуганно спросил себя Женя. Выходит, да!"
Вошли в метро.
- Пожалуйста, - попросил Женя, - не гоните меня! У меня от "Проспекта Мира" - прямая.
- Хорошо, - смилостивилась Таня. - Только не будем выходить наверх: я живу рядом со станцией.
"Не хочет, чтобы знал адрес, - с болью подумал Женя. - Конечно, замужем". Но когда Таня дала домашний телефон, воспрянул духом: может, еще и нет. И тут же себя стреножил: в семьях разные отношения. И потом, сейчас лето - отпуска, дачи. Пригласила ведь даже в дом! Он тоже мог бы сегодня, и еще целых два дня, приглашать кого угодно - пока Лера на даче. Другое дело, что на такое никогда не отважится: не он в доме хозяин.
- О чем вы думаете? - неожиданно спросила Таня.
Поезд грохотал как бешеный, и она приблизила губы к самому его уху. Черные гладкие волосы коснулись щеки; их запах, их скользящая нежность кружили голову.
- Не понимаю, почему вы не хотите, чтобы я проводил вас до дому? честно ответил Женя. - Значит, вы все-таки замужем?
- Я же не спрашиваю, женаты ли вы? - искоса взглянула на него Таня. А не хочу из нормального человеколюбия: может закрыться метро.
- Ах да, - спохватился Женя. - Действительно может.
На первую часть спрятанного вопроса отвечать не стал. Женат ли он? Конечно, женат. Мужчина не в состоянии жить в одиночку. То есть живут, конечно, отдельные чудаки, так на то они и называются чудаками! Но женатый мужчина и замужняя женщина - категории разные. Он все равно свободен, а она - нет.
- Ну, вот он, мой "Проспект Мира". До свидания.
- Нет, постойте... Постойте!
Его неизменно коробило при виде парочек, обнимающихся в метро. Лера как-то даже сказала, что он ханжа. Теперь он их понимал: пришло время расстаться, а сил нет. Он бережно обнял Таню, сдерживая себя, осторожно поцеловал.
- До завтра. Где вам удобно, чтобы я вас встретил?
Таня на мгновение растерялась. Разве они будут встречаться? Он так решил? А она? Но она не знает, не знает! Вся ее жизнь расписана по часам, по минутам, в ней нет места мужчине. Но эти руки и эти губы, эти глаза...
- У поликлиники, - сказала Таня. - Утром у меня консультация в больнице, а потом прием в поликлинике. До восьми.
- И где она, поликлиника? - обрадовался Женя.
Таня назвала адрес.
- Буду ждать вас у входа, - торопился укрепить завоеванные позиции Женя. - Там один вход?
Таня невольно улыбнулась.
- Конечно.
Женя снова обнял Таню, вдохнул запах ее волос.
- Что у вас за духи такие? - задыхаясь от этого запаха и безумного, безудержного желания - казалось, тело не выдержит лютого напряжения, спросил он.
- Какие духи? - Его волнение передалось Тане. - Это не духи... Шампунь, наверное...
Что-то еще они говорили - неважное, ерундовое, и все стояли у колонны, держась, как школьники, за руки, и Женя закрывал собой Таню от любопытных взоров.
