- А я принес всякие сласти, - печально сказал он.
- Ничего, съедим! - обнадежила его Таня. - Пока!
И исчезла.
Тому, кто ушел, всегда легче, чем тому, кто остался. Таня уже привычно думала о больных, подыскивала аргументы для очередного разговора с главным - что-то Сережка совсем стал нервным, - планировала поездку к маме, а Женя все обижался, печалился и скучал. Зачем-то снова улегся в постель, ткнулся носом в подушку - она хранила еще аромат волос Тани - и закрыл глаза. А ведь ему давно пора бежать в институт - тем более что в два начинался распоследний в этом году Ученый совет, защищался под занавес Димка из их сектора, и Женя был его оппонентом. А кроме того, надо связаться с сыном - как там дела? - хотя нет, еще рано... Мысли текли медленно и лениво, не хотелось ни вставать, ни одеваться, ни даже пить кофе, а хотелось лежать так весь день и ждать Таню. "Потому что мне ее всегда не хватает", - подумал Женя и испугался этой физической от нее зависимости. Страх вызвал чувство естественного мужского протеста, а от него ведь рукой подать до самой настоящей ненависти. Впрочем, Женя об этом еще не догадывался.
"Все, встаю! - велел себе Женя, взглянул на часы и заторопился. Нельзя, чтобы волновался Димка!" Он быстро встал, заправил постель, умылся - "Уже оброс! Черт знает что: ведь вечером брился!" - хлебнул на кухне остывшего чаю - второй раз за утро, - снова вошел в комнату. Яркое солнце заливало ее - на улице, видно, похолодало, - и такой обжитой и уютной была эта комната, где все еще дышало счастьем, что на мгновение показалось просто невозможным уйти.
Женя окинул их обжитое прибежище прощальным взглядом и поехал на работу.
* * *
Защита - всегда событие, даже если институт еле дышит, правительству на всю науку - чохом! - плевать, а народ и вовсе не понимает, на кой хрен нужны все эти диссертации? Интеллигенция уже давно не оправдывается, на мнение народа махнула рукой.
А Димка-то, сильно пьющий, несобранный, постоянно теряющий то паркеровскую ручку, то записную книжку, то кошелек, работу представил, как все от него и ждали, очень достойную, много выше по уровню кандидатской и пожалуй что докторскую. Так что Женька товарищем своим гордился, и шары в корзине все до единого были, естественно, белые, и хвалили все Димку наперебой - ну да он, как всегда, никого особенно и не слушал, нетерпеливо стремясь к им же организованной, честно заслуженной выпивке.
Что-то уже новогоднее было и в защите, и в обмывании ее в буфете, и в общей, давно забытой праздничной атмосфере. Может быть, потому, что героем дня был общий любимец, признанный талант и прекрасный парень? Вот если бы еще не пил! Но так на Руси не бывает.
Улучив минуту, Женя взял у вахтерши ключ, зашел к себе в сектор и позвонил Тане.
- Ой, это ты? - обрадовалась она. - А я только вошла.
- Почему так поздно? - покачиваясь у стола, строго спросил Женя.
- Спорила с Сергеем.
- С каким еще Сергеем?
- Который Иванович, - засмеялась Таня. - А ты что, выпил? - наконец-то догадалась она.
- А как же! - с удовольствием признался Женя. - Димка же защитился!
- Ах да, - вспомнила Таня. - И как?
- Ве-ли-ко-леп-но! - с некоторым трудом выговорил длинное слово Женя. - Ни одного черного шара!
- А как выступал его оппонент? - лукаво поинтересовалась Таня.
- Зал визжал от восторга! - нахально заявил Женя и сказал главное то, для чего звонил: - Я очень тебя люблю. А ты?
- И я.
- А сама сбежала...
Таня вздохнула.
- Чего молчишь?
- Так ведь больные...
- Тогда до завтра.
- До завтра.
- Я тебя ужасно люблю!
Ему хотелось повторять это снова и снова. И вовсе он не был пьян. Нет, конечно! Просто вино обострило чувства. Как там в рекламе? "Мы стали чувствовать острее..." А главное - он не отошел еще от их общего утра, столь редкого в его с Таней жизни.
- Я знаю, - счастливо сказала Таня. - Ты не очень обращай внимание, когда я печалюсь, договорились?
- Договорились... - У Жени вдруг сжало горло, и так стало жаль Таню и почему-то себя, что комната поплыла перед глазами. - Нервы ни к черту, пробормотал он и вытер глаза рукой.
- Ты мне так дорог, так невозможно дорог, - торопливо говорила Таня. И я все время чувствую, что не одна. Это ведь очень важно! Ну, давай, вешай трубку, а то я расплачусь.
- Сначала ты.
- Нет, ты.
- Хорошо.
Женя повесил трубку и тут только заметил стул. Он сел на него, посидел немного, потом встал, погасил свет, запер дверь, отдал вахтерше ключ и, стараясь никому не попадаться на глаза, выскользнул из института.
4
- Кто там? Наши все дома.
- Надя... - совершенно растерялся Женя. - Какими судьбами?
Он стоял на резиновом коврике, с шапкой в руке, как гость в собственном доме, и смотрел на улыбающуюся, в облегающем бордовом костюмчике, в каких-то тапочках с помпончиками Надю.
- А мы из больницы.
За Надиной спиной вырос Денис.
- Представляешь, встретились у окошка, где передачи, - торопилась объяснить, видя несомненную оторопь хозяина, Надя. - Ну, я, конечно, проникла к Лерке. Подумаешь, карантин! - Она по-девчоночьи фыркнула, но сразу же посерьезнела. - Лерка так побледнела, так побледнела! Что же ты стоишь, раздевайся!
- Спасибо, - машинально ответил Женя и снял куртку.
- Заходи, заходи, - гостеприимно приглашала Надя. - Я вам кое-что приготовила.
Тут только Женя заметил Лерин на ней фартук. "А тапки? Откуда тапки?" - спросил он себя, не очень-то понимая, почему это так его раздражает.
- Видишь, я и тапки с собой взяла. - Надя будто прочла его мысли. - И белый халат! А Димка, пока я бегала к Лере, покараулил мое пальто. Да это вообще не трудно, я тебя научу.
Она говорила уверенно, быстро. Черные глаза поблескивали, как антрациты. Ловкие руки вынимали тарелки и вилки, резали хлеб, накладывали в тарелки рагу.
- А вино? - встрепенулся Денис. - У нас, кажется, есть вино!
Он метнулся к бару, вытащил бутылку вина, из серванта достал фужеры. Женя строго взглянул на сына - "Разве у нас какой-нибудь праздник?" - но вспомнил, где был утром и откуда пришел сейчас, и устыдился своего лицемерия.
- За Лерочку! - подняла бокал Надя. - За ее скорейшее выздоровление!
Она чокнулась с Денисом и Женей, глядя Жене прямо в глаза, и, как всегда в ее присутствии, он почувствовал странное напряжение, смутное беспокойство, словно какие-то незримые токи исходили от Нади.
