– Сильно изменилась?
– Взрослая такая стала. Прическа гладкая, костюм дорогой, тихая, вежливая, немногословная.
– Не кутила, не смеялась?
– Совсем нет. Очень приличная такая девушка стала, прямо официальная.
– Тоже водку пили графинами?
– Что вы! Пили только вино, скромно очень – бутылку за ужин, ну иногда коньяк к десерту или херес, и все.
– Максим Александрович тоже пил скромно? – уточнил Виктор.
– Ну да. Я же говорю – бутылку вина на двоих. Но вино всегда выбирали дорогое. Максим Александрович – гость капризный, официантов гонял.
– А она?
– Она сидела тихой скромницей, ему в рот смотрела, как примерная ученица. Ни на кого другого внимания не обращала.
– А Макс? То есть, Максим Александрович, он с ней как?
– Ну он и сам с ней как с ученицей себя вел, разве что салфетку не поправлял, и все время указывал – как и что правильно, и заказ делал за нее...
И вот еще... Тут Миша замялся, но Виктор тут же переспросил:
– Что еще?
– Обычно, когда сомелье вино открывает – то пробует сам, а после этого предлагает главному гостю за столом. Но Максим Александрович велел ей пробовать и рассказывать подробно. А потом проверял. Если был с ней несогласен – сердился немного, а она улыбалась виновато.
– Часто они тут бывали?
– Частенько... Максим Александрович с нашим директором дружен, у них общие дела были – как раз по алкоголю. Какие-то закупки шли через него. По делам он один приходил, но если ужинать, то вот с ней.
– Миша, слушай, а ты уверен, что это одна и та же девушка была?
– Знаете, я сам сначала сомневался. Совсем другая стала, вот на улице в жизни бы не признал. Или на фотографии.
– Так может, это разные люди совсем? С чего ты решил-то? – Виктор уже начал раздражаться. Миша опять замялся.
– Собачка при ней была.
– Какая собачка?! – раздражение у Виктора как рукой сняло, слишком часто в этой истории стала фигурировать какая-то «собачка».
– Маленькая такая, беленькая.
– Какой породы?
– А черт ее знает! Я таких и не видел никогда раньше, да и позже не видел. Вроде на фокстерьера похоже, но гладкая и покрупнее. Видно, что породистая, но что за порода – я не знаю.
– Вся белая?
– Нет, было пятно одно черное.
– И почему ты решил, что одна и та же собака?
– Понимаете, у нас тут часто с собаками бывают. Конечно, не во всякий ресторан животных пускают, но мы вот при охотничьем клубе, к нам можно. Но эта очень приметная была, я и запомнил.
– А ты уверен, что одна и та же собака была?
– Да, девушка ее несколько раз звала, когда та от стола отбегала.
– И как звала?
– Крошка. Крошка Цахес. Или просто Цахес.
– Во дает! – воскликнул Виктор, он и не представлял, что собаку можно так назвать.– А саму девушку как звали?
– Вот этого я сказать не могу, не знаю.
– А что, ни Николай, ни Макс ее ни разу по имени не называли?
– Так она же от стола не отбегала, чего ее звать, она все время при них была.
– Нда...– Виктор расстроился. Собачка по кличке Крошка Цахес – это, конечно, особая примета, но как ее искать, совершенно непонятно. Если хотя бы имя владелицы...
– А она в клубе, конечно, не состояла? – на всякий случай поинтересовался он у официанта Миши.
– Нет, точно нет.
– А больше ты ее нигде не встречал? Ну хоть на улице?
– Почему же на улице? – вдруг обиделся Миша.– Она к нам и сейчас иногда заходит, только уже с другим мужчиной.
– Ах вот как! – Виктор оживился.– И теперь она какая?!
– О! теперь она такая стала, вот действительно – дама. Такая, женщина-вамп,– Миша непонятно почему тоже оживился.
– В смысле?!
– Ну такая, горячая штучка, каблуки, красное платье.
– А что пьет, что ест? Как вообще себя ведет?
– Ну тут как обычно, что ее спутник заказывает, то и она.
– А он что пьет? Водку или вино?
– Почему же сразу водку или вино! У нас алкогольная карта широкая. Текилу он пил, только аньехо, выдержанную, коньяк пил, виски иногда.
– И она?
– Ну да, и она то же самое пила.
– На столах не плясала?
– Этого нет, но танцевали иногда.
– Вдвоем?
– Ага, танго.
– Хм, Миша, ты извини, но я опять переспрошу, а ты уверен, что это она же была?
– Так я же вам говорю, собачка при ней была. Маленькая беленькая с черным пятном. Звали Крошка Цахес. – Миша уже как-то всерьез обиделся, и было похоже, что он себе в уме прикидывает, стоит ли его словоохотливость обещанных собеседником ста долларов, при условии, что собеседник такой тупой. Раз ему по три раза одно и то же повторять приходится.
– Извини, последний вопрос.
– Да.– Миша стал краток, видимо, решил, что на сто долларов он уже наговорил.
– С кем она в последнее время появляется? Ты его знаешь.
– С Сергеем Коновальцевым,– ответил Миша и отвернулся.
XVI
В качестве эпиграфа:
– Пух! Когда ты просыпаешься утром,– сказал наконец Пятачок,– что ты говоришь сам себе первым делом?
– Что у нас на завтрак? – ответил Пух.– А ты, Пятачок, что говоришь?
– Я говорю: «Интересно, что сегодня случится интересное?» – сказал Пятачок.
Пух задумчиво кивнул:
– Это то же самое,– сказал он.
А. Милн
У меня на глазах происходит волшебство – я слила спирт со сливы и засыпала бутыль доверху сахаром. Перемешивать не стала – сахар постепенно оседает, тает – как апрельский снег, прямо на глазах – а уровень благоухающей наливки – возрастает. С утра была пара капель на донышке, а теперь уже – полбутылки.
Сейчас слива отдаст сиропу весь алкоголь, который она взяла из спирта, отдав тому аромат и вкус.
Ну не прямо сейчас – а недели за две-три – и станет мне неинтересна.
Бутылка из-под виски (хахаха! знали бы представители Johnnie Walker, вручившие мне диплом, как я использую их бутыли) – она на качелях, 4,5 литра.
Наливка на качелях – стоит посреди комнаты, когда я прохожу мимо и задеваю ее платьем – бутылка слегка покачивается, тогда сахарный снег начинает быстрее оседать – как в песочных часах.
