Он снова пристально оглядел Машу и вышел.
Маня присела на краешек тахты. Теперь страх туго запеленал ее всю, с ног до головы, не позволяя ни шевелиться, ни думать… Осталась одна-единственная мысль: я боюсь!.. Сердце набирало скорость, как самолет на взлете.
Потом Маня все-таки вспомнила о доме и торопливо, дрожащими пальцами, набрала номер матери. Антошка в последнее время жил у любимой бабушки.
— Мама, я приеду утром… — пробормотала Маша. — Все в порядке, не волнуйся… Просто так получилось… Уже поздно ехать назад…
— Хорошо… — недовольно отозвалась мать. — А… ты где?
— Это неважно, — ответила Маня, повесила трубку и вдруг в ужасе вспомнила: у Инны Иванны стоял определитель номера…
Совсем недавно отец, то есть… ну, в общем, тот, которого она считала… да все равно папа!.. купил новый аппаратик по просьбе бывшей жены, измученной анонимными звонками по ночам.
— Ты выключай телефон, — советовала Маша.
— Как это выключай? — возмущалась каждый раз Инна Иванна. — А вдруг что-то неожиданное? Вдруг что-то случится с Антошкой, с тобой, с отцом? Нет уж, я лучше буду мучиться, но жить с включенным!
Да ладно, обойдется, попыталась успокоить себя Маша. Возможно, загородный номер не обозначился… И разве мать помнит его? Она ведь уверяла, что давно не виделась с… этим… якобы Маниным отцом… Да и вообще он умер… Так что ничего страшного… А если мать все-таки спросит, почему Маша оказалась ночью в квартире своего отца?..
Внезапно в комнате погас свет, и две теплые большие жестковатые ладони стиснули Машкины щеки. Вовка всегда любил брать в руки ее лицо и заглядывать в глаза. Но сейчас темно…
— Ты ждала меня? Думала обо мне? — тихо спросил он.
— Сейчас или вообще? — попыталась уйти от ответа Маша.
— Всегда! И сейчас, и вообще… — Вовка неторопливо провел пальцем по ее носу. — Такой же маленький и задранный кверху… Все такое же… Ничего не изменилось, ничего… Только прошло сколько-то лет… Всего-навсего… Во, моржа какая!
— Да это пустяк, ерунда! Подумаешь, время! — натянуто усмехнулась Маша. — И у тебя тоже точно такой же длинный нос, ничуть не укоротился, и ты его вечно суешь, куда не следует. Или я ошибаюсь?
Она всячески старалась оттянуть момент их близости. Может быть, ей нужно было все-таки уехать в Москву?
Вовка засмеялся.
— Почти угадала! Насчет носа. А вот я все-таки довольно прилично изменился, причем стал одновременно и лучше, и хуже… Местами, периодами…
— Это как же понимать? — удивилась Маша.
— Потом поймешь… — Вовка осторожно поцеловал ее в нос. — Вообще, знаешь, самое главное на лице не глаза, как принято думать и считать, не лоб, не губы, а нос… Именно он говорит о многом…
— И о чем же он говорит?
— У нас явно завязалась дискуссия по поводу носов… — пробормотал Вовка. — Это интересно и познавательно, но чересчур не вовремя… Мы ее продолжим потом, после… Мышонок…
— А где твои жена и дочь с волшебным именем Беатриче, которую ты зовешь Наташкой?
— Сейчас придут… Появятся с минуты на минуту и застанут нас на месте преступления… То есть прелюбодеяния, — задумчиво отозвался Володя, медленно скользя пальцами по Машкиной шее и плечам. — Все такое же… Более глупого вопроса трудно представить… Прости… Ты серьезно думаешь, что они действительно вот-вот нагрянут, а я редкостный идиот?.. Да нет, Президент в Форосе… Впрочем, я, конечно, идиот… Со времен выхода романа Достоевского это слово приобрело довольно милый оттенок и симпатичный смысл… Почему у тебя так колотится сердце?.. — Он приложил лохматую седеющую голову к Машкиной груди. — Оно рвется куда-то на волю, в пампасы… Похоже, ты слишком долго не давала ему свободы… А сердце или, иначе, душа — очень вольнолюбивы. Хотя понятие "воля" все понимают по-разному… Длиннушка, ты меня боишься?.. Все такая же… Ты ужасная трусиха… Чем я пугаю тебя?
Что она могла ему ответить?..
— Меня никогда не боялись женщины, — задумчиво продолжал Володя. — Ты первая… Во, моржа какая! Странно… И в этом есть что-то особенное, редкое, притягивающее… Неужели ты столько лет ждала, что я позвоню?.. Помнишь, ты сказала тогда возле института?.. Мы пойдем в спальню или останемся здесь? Какую комнату ты предпочитаешь?
Маша попыталась вывернуться из его рук. Похоже, что страстью к ней он не пылал… И никуда не торопился. Не напомнить ли ему про пальто?.. Очень уместно и вовремя…
— Нет, не ждала! У меня была своя жизнь! Без тебя! И я прекрасно в ней без тебя обходилась!
— Нет, не прекрасно… — пробурчал Вовка, бесстрастно разглаживая ее плечи, словно лепил статую. — Это ты врешь… Далеко не прекрасно… А я?.. Почему ты не спрашиваешь, как я жил эти годы без тебя? Думаешь, я сразу забыл о тебе? Кажется, нас мало что связывало… Тебе не интересно?
— Не интересно! — отрезала Маня. — И я знаю, что ты прожил все эти годы поистине замечательно! На всю катушку!
— Знаешь?.. Ты ничего не знаешь… И ничего не понимаешь… Какие еще катушки… Чепуха… — прошептал Вовка. — Все такая же… И я тоже ничего не знаю… Это нормально. Так и должно все быть, длиннушка… — Он неторопливо снял с нее халат. — Мы должны были, просто даже обязаны сделать это намного раньше… Теперь нужно наверстать упущенное… И мы его наверстаем… Обязательно!.. У тебя ледяные ноги… Ты что, так замерзла? У нас тепло… Да еще после горячего душа… Успокойся, мышонок!.. Поцелуй меня… Ты не разучилась целоваться за это время?.. За время без меня… Какая же ты длинная, просто фантастика!.. Одни ноги метр двадцать!.. Замечательно… Дай мне вот сюда хотя бы одну коленочку…
Вовка коснулся языком ее груди, и сосок затвердел, приподнялся и таинственным, непонятным для Маши образом заставил ее отчаянно вздрогнуть, перебросив желание в самый низ живота, где внезапно ожила мучительная странная боль…
— У тебя грудь, как у девочки… Ты не кормила?
— У меня не было молока…
— Она меня любит… Точно… — пробормотал Вовка, лаская языком правую грудь. — Смотри, как она меня любит… Не то что ты… И вторая тоже… А тебе все равно…
Он начал ласкать левый сосок, и у Машки вырвался стон.
— Мне больно… Вот здесь…
Она прижала пальцы к низу живота.
Вовка осторожно отвел их, поцеловал, а потом прикоснулся языком к тому месту, где ныло, тянуло, разрывалось на части…
— Мне тоже… — невнятно прошептал он. — Потому что нельзя столько держать себя в рамочках… Это вредно… Когда желание становится законом… Нельзя прожить всю жизнь под контролем своей воли и власти… Есть еще другие законы… Правильные или неправильные, но диктующие иные слова и движения…
Володя прижал Машу к себе, стиснул слишком сильно и грубовато, но почему-то именно так было нужно, и никак иначе…
Мама, ты помнишь: "Только рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной…"
