Дети всегда понимают намного больше, чем думают взрослые. Это основное заблуждение старших: да он еще маленький, да что он соображает, да ему еще расти и расти! А малыш все слушает и слышит, все запоминает и делает свои, далеко идущие, но на редкость точные выводы.
Валерка рано постиг суть отношений в семье, все взвесил, увидел, как родители яростно, но, стараясь себя ничем не выдать, борются за него. Он стал некой разменной монетой в их руках, тем могучим языческим божком, которому поклоняются и приносят жертвы.
— Я живу ради тебя! — постоянно напоминала мать.
— Все сделаю для тебя, всем помогу! — твердил отец.
И Валерка рано осознал, что сделают они действительно все, но не ради него, а чтобы досадить друг другу, друг друга уязвить и оскорбить побольнее. Понял и стал пользоваться своим положением: матери жаловался на отца, отцу — на мать. Жалобы воспринимались замечательно, и Валерка прямо-таки купался в родительской любви, заботе и нежности, пока ему все это не надоело. И тогда он жестко спросил мать:
— А почему ты не разошлась с отцом? Зачем тебе такая жизнь? Ты разве любишь его?
Валерию было пятнадцать лет. Отец появлялся дома редко, эпизодически, только чтобы поговорить с сыном. Жил Туманов где-то на стороне, но не разводился с женой и из квартиры не выписывался. Подробностями его существования ни Галина, ни Валерий не интересовались.
Прямо в лоб поставленный вопрос смутил Галину Викторовну. Но она привычно быстро взяла себя в руки:
— Я предпочла ничего не менять. Не люблю перемен.
Валерий насмешливо присвистнул:
— Однако работу ты бросила.
В то время Галина Викторовна оставила больницу и занималась исключительно домом и сыном.
— Ты прекрасно знаешь, что мне тяжело! — постаралась она не возмутиться. — Мне немало лет, в моем возрасте работать хирургом непросто, даже при небольшой нагрузке.
Валерий и сам замечал, что мать начала полнеть, у нее болели и опухали к вечеру ноги… А отец… По-прежнему неугомонный, худой, быстрый, он успевал за день сделать множество дел. И завести несколько новых романчиков. Отец…
Валерий хмуро посмотрел на мать. Почему она всегда, вечно прощает все отцу? Ладно, это ее проблемы. Только эта непреходящая, постоянная боль, обида за себя, за свою семью — не сложившуюся, не получившуюся… Чья здесь вина?
Валерий рано ощутил себя брошенным, забытым, несмотря на то что внешне отец старался всегда и во всем ему помочь. Но у отца много лет назад появились более нужные ему, более любимые им люди, чем Валерий и мать. «Почему у нас дома так все сложно?» — мучительно думал мальчик, а потом подросток. Почему?! Ответа на вопрос не находилось. Да и кому она нужна, эта правда…
Валерий был благодарен отцу за многое — помог поступить в мед, никогда не отказывал в деньгах, — но эта боль… Она оставалась в душе Валерия — неизменная и верная. И он ненавидел ее за такую ненужную преданность.
Накормив гостя обедом и вымыв посуду, бабка Марья накинула большой теплый платок и, как обещала, повела Валерия к развалинам имения Паниных.
Опять его удивила безлюдность — совершенно пустые деревенские улицы. Только возле колодца встретилась женщина средних лет в красной куртке.
— Постоялец у тебя, Маня, объявился? — звонко закричала красная куртка и опустила на землю ведро. Прозрачная вода в нем качнулась и отразила серое насупленное небо, словно заразилась его настроением. — Колька сказывал… Охотник? — И женщина мазнула Валерия любопытным сальным взглядом.
— Балабол этот Колька, ровно баба, — заметила бабка Марья. — Только бы языком махать, как помелом! Не охотник мой гость, а странник. По свету бродит.
Валерий удивился. Почему бабулька дала ему такую неожиданную характеристику? И вспомнил, как Арам рассказывал, что у первобытных народов путешественник считался существом, достойным глубокого сожаления, потому что разлучился с самым дорогим в жизни: семейством, отеческим кровом, страной своих предков. А если странник покинул родину, чтобы выполнить какой-нибудь религиозный обет, то к состраданию примешивалось удивление. Люди не в силах понять, как кто-то решается переплывать моря ради земных целей. Политический изгнанник, жертва чьей-то суровости или страстей — это понятно, но все остальное…
И вообще, сказал тогда Арам, что такое различие языков перед языком всемирным? Который говорит выражением глаз, улыбкой, слезой на ресницах, интонацией, ощущениями, добрыми и высокими, как мелодии Брамса?
Это он у своего любимого профессора понахватался.
Красная куртка захохотала:
— Странник? А чего ему у нас надо? Куда идете-то?
— Прогуливаемся да деревню смотрим, — строго отозвалась бабулька и двинулась дальше.
Валерий неловко поклонился женщине с ведром и пошел следом за своей хозяйкой.
— Ну, ты и врать здорова, Маня! — закричала красная куртка им вдогонку. — Какой дурак гуляет в такую погоду?
Бабка Марья шла вперед, не отвечая. Валерий нехотя плелся за ней. Ему все это надоедало сильнее и сильнее. Недавно вымытые заботливой бабулькой ботинки снова облепила глина, ноги вязли, опять заморосил дождь… И ни души вокруг.
Они прошли мимо избенки Николая — приметный петух на калитке, — и дорога поползла в гору.
— Вон там, на юру, и дом этот стоял, — показала рукой бабка. — Видишь?
Впереди действительно показались развалины — торчали полуразвалившиеся, покрытые мохнатой плесенью каменные стены, почти рухнувшие, выщербленные, с вывалившимися кирпичами… Между стенами безмятежно разрослись деревья, шуршала высокая, чахлая по осени трава, высились груды земли, почему-то перекопанной, и, видимо, не так давно…
А ведь здесь, вот тут, были комнаты, ярко освещенные, чистые, теплые, подумал Валерий. Здесь жили люди, мечтали, любили друг друга, растили детей… Даже наброска этого дома не осталось, не говоря уж о фотографии. Здесь когда-то прадед Валерия… Как же его звали?.. Забыл… А мать ведь говорила…
Бабка снова быстро заглянула ему в глаза:
— О чем задумался, милок?
Валерию опять стало неуютно — будто все здесь что-то знали, о чем-то подозревали, что-то скрывали… Все что-то замышляли. Даже эта древняя бабулька и та была себе на уме. Панин начал раздражаться:
— Да ни о чем! Погода плохая!
— Так ведь осень у нас на дворе, милок! Не в Турции, — захихикала вредная бабка. — Неужто не привык?
Валерий внимательно разглядывал стены — какие-то грозные и мрачные.
— А почему здесь все перерыто? Вроде искали что-то…
— Ну уж это тебе лучше знать! — опять хихикнула бабка. — Чего искали да что… Ладно, ты тут погуляй, сколько тебе захочется, может, и погода понравится, а я домой пойду. Дел много. Избу ты мою найдешь. — И бабка Марья поковыляла назад по дороге не оглядываясь.
