Арам усмехнулся.
— И опять о дамах. Например, о Мессалине, жене римского гомо-императора Клавдия, который приказал убить ее в двадцать шесть лет. Вам кажется, что она прожила мало? Да, немного. Зато успела завести себе невероятное количество любовников, и если кто-то из них ей не угождал, то не церемонилась: моментально приказывала его убить. Кстати, на Западе Екатерину Великую называли русской Мессалиной. К этому же типу относится царица Тамара из поэмы Лермонтова. У мужчин Мессалине соответствует тип Дон Жуана. В медицине это называется сатириазис. Очевидно, ваш друг, будущий психиатр, знает о таком.
Нет у меня больше никакого друга, злобно подумал Арам. И этот Панин… Он сам напоминает похожего типа.
— Подобные донжуаны не способны любить женщину по-настоящему и охотятся за ними, только чтобы доказать окружающим и самим себе свою мужскую состоятельность, — продолжал профессор. — Это, конечно, сам Дон Жуан и Чайльд Гарольд лорда Байрона, тоже слывший ловеласом. У Лермонтова это герой нашего времени Печорин. И почти все из них одержимы синдромом власти. Печально… А как вы думаете, Арам, кто в действительности обладает настоящей властью в современном мире?
Арам пожал плечами. Его пока этот вопрос не тревожил.
— Во всяком случае, не тот, у кого под рукой «красная кнопка», и не тот, кто отдает приказы заводам и войскам, руководит экономикой или армией, — задумчиво сказал профессор. — А кто тогда? Очевидно, тот, кто способен формировать самосознание людей и государственное мировоззрение. Поэтому главное в этом мире — удержать контроль над общественным мнением, разрушить, сломать мешающие идеологические приоритеты и создать вместо них иные, удобные для себя. Вот за это идет настоящая борьба… И такая концептуальная власть над обществом, если она окажется в руках злобных людей, смертельно опасна для любого государства и народа — особенно для народа русского, доверчивого и доброжелательного. А в принципе в мире мало что меняется, поэтому учите историю, господа… Истории народов редко умещаются на клочках суши, переданных им прошлым, — и снова опрокидывается, клубится, медленно оседает пылью степь… Хотя во многих новомодных исторических романах присутствует не только вполне оправданный исторический домысел, но еще и исторический вымысел. Вам понятна разница между этими понятиями? — Бочкарев помолчал, словно задумался о чем-то очень своем. — Есть воспоминания, напечатанные еще в советское время и написанные каким-то соратником Ленина, который вместе с ним где-то купался. И этот единомышленник якобы наблюдал, как Ленин идет по длинной отмели, погружаясь в воду лишь до половины голени, и думал: «Ильич идет по водам, как Христос!» Вы представляете, Арам, настоящего антихриста сравнить с Христом!.. Те же самые ассоциации, библейские, незыблемые, но как использованные! Все повторяется… В Древнем Египте «рукоположенный» фараон выходил к народу в одной набедренной повязке и носился вокруг пирамиды, обгонял быков… Народ смотрел и восхищался. А ныне? Один президент бегает в трусах и майке с ракеткой на корте, другой скользит по льду с клюшкой… Народ смотрит и восхищается. Да, все повторяется с древнейших времен. Викинги стояли на стругах во фьордах и грабили проплывающих мимо, а сейчас точно так же действуют братки на БМВ. Мы все учились в институтах, жили среди одинаковых обоев, наливали в стаканы одинаково горькую воду… И тихий потомок Чингисхана пил чай в моей комнате… Зазвенел звонок на лекцию. Арам встал:
— Извините, я задержал вас…
— Нет-нет, что вы! — замахал руками Петр Александрович. — Я всегда рад вас видеть…
Глава 18
Разговоры с отцом после драки были намного сложнее и далеко не так интересны. Кроме того, после неожиданных исчезновений Арама — а он теперь довольно часто бывал у Светланы — родители словно затаили некую обиду. Особенно мать. Неужели она и впрямь верила, что сумеет удержать сына возле себя навсегда?..
Однажды Арам вернулся домой необычно рано, удивив этим обрадованную Станиславу Владимировну, наспех поужинал и уткнулся в телевизор.
— Ты не заболел? — с тревогой спросила Стася.
Арам покачал головой. Он не сумел бы ответить на вопрос, что показывают, хотя не отрывал глаз от экрана, поскольку был очень далек от телевизионных событий.
Отец тоже пришел не слишком поздно, повозился на кухне, поговорил с матерью и, осторожно постучав, вошел к Араму в комнату. Присел рядом на тахту.
— Ты как? — спросил он.
— Лучше всех! — отрезал сын, не повернувшись.
— Молодец! — похвалил Айрапетов-старший. — Что смотришь?
Арам пожал плечами:
— Понятия не имею. Кто-то мельтешится и что-то говорит.
— А зачем тогда тебе это нужно? Можно я выключу? — Отец заглядывал Араму в лицо заискивающе и ласково, и Арам устыдился:
— Конечно, выключай. Я просто размышлял под этот дурацкий аккомпанемент.
Отец встал, и экран наконец погас. Стало тихо. Где-то во дворе начали перелаиваться собаки.
— Сынок, — осторожно начал Айрапетов, опять присаживаясь на тахту рядом, — я что-то плохо тебя понимаю… Ты решил расстаться с Валерием?
Арам кивнул. Странно, а разве могло быть иначе? И его решение окончательное и обжалованию не подлежит.
— Но… — Отец помолчал. — Валерий, на мой взгляд, такой приличный парень… Заботливый, внимательный… Вы столько лет дружили…
И Арам взвился. Они, видите ли, дружили! Ну вот пусть отец и дружит дальше! С этим Тумановым!
Именно это он и посоветовал родителю, постаравшись немного смягчить формулировку и интонацию.
— Этот Туманов какой-то липкий, — определил Арам характер отцовского друга.
— Пожалуй, — согласился с ним Айрапетов-старший. — Наверное, ты прав… Мы с матерью его как-то не разглядели. Но он нам немало помогал, и совершенно бескорыстно.
Арам выслушал вполуха. Что говорить, когда нечего говорить… Но приходится.
— Этот Валерий… Скрытный он чересчур. Хотя мне раньше всегда было с ним спокойно… Возникало такое чувство, когда я сидел рядом с ним, что все у нас будет хорошо и даже отлично. И я ничем не мог объяснить это ощущение…
Айрапетов покосился на сына.
Мало ли кто дерется из-за девушки… Но Арам моментально сделал глобальные, далеко идущие выводы, прямо-таки забросал парня грязью и объявил, что он неприятен… Ладно, неприятен… Вечно улыбается… И ни слова в простоте…
Вигену тоже больше нравились открытые, легкие характеры, чем заковыристые.
Но когда-то, в прошлом, теперь уже ставшем далеким и реявшем в воспоминаниях, Айрапетов очень дружил с Тумановым. Был многим ему обязан. И характером сын в Михаила не пошел — тот всегда был игривым, легкомысленным, предельно контактным. Вечный неугомонный ловелас… Откровенный бабник. Только Валерий казался еще хуже, намного тягостнее и сложнее. С этаким придется всю жизнь мучиться да его проблемы разбирать. Хотя уж как жена мучилась с Тумановым…
