— Тогда что же мне делать?
Отец взглянул на него с жалостью.
— Время, — вздохнул он. — Время все рассудит и поставит на свои места.
— А если нет?! И потом, меня может совершенно не устроить его расстановка. Разве есть гарантии, что оно всегда поступает правильно?
Таких гарантий не было. Но терпят столько, сколько живут…
Отец промолчал, а потом позвал тетю Нюру и попросил напоить их чаем.
— Поговори с Женей, — посоветовал отец.
Но Владимир ни с кем больше советоваться не хотел. И стал жить дальше так, как ему предлагала его недобрая, но достаточно откровенная Судьба.
В конце концов, никто не волен свернуть с колеи, обозначенной для него именно ею. И неизвестно, что у тебя получится, если ты попробуешь пойти другим путем. Этот путь слишком опасен. Живи как предписано…
5
Сашка блестяще поступил в Физтех и окончил его с красным дипломом. Владимир Александрович гордился сыном и вновь думал о том, как похож Александр на деда, в честь которого его назвали. И пойдет по его стопам. Но идти по чужим следам Сашка не собирался. У него четко наметились свои собственные.
В студенческие годы друзья появлялись у Гребениченко значительно чаще, чем раньше. И музыка их уже больше не раздражала. Потому что выросла Наденька и поступила в консерваторию. И превратилась в очень милую, тихую, застенчивую студентку-пианистку, к лицу которой давно крепко прилипли по-детски круглые глаза Сани Наумова.
Саша оценивал приятеля по достоинствам. Довольно простоватый юноша, лишенный особой деликатности и хороших манер, но зато искренний и никогда не останавливающийся на достигнутом.
Саня учился в МАИ, но работа простым инженером его сердце грела не слишком. В семье Наумовых недостатка не знали, но Саня собирался преумножать свои богатства личным трудом. На это нацеливали его и родители, умеющие всегда неплохо устроиться и передающие свой жизненный опыт по наследству единственному сыну.
Папа Наумов работал на стройке прорабом. Ему, несчастному, приходилось там целый день орать и крыть всех подряд матом — а иначе никто не понимает! К вечеру он уставал от собственного крика, за что мать его очень жалела, но при внутрисемейных разборках вполне мог повторить свои дневные выступления на бис.
— Отец надрывается на работе! — объясняла мать Сане, постоянно оправдывая мужа. — Стройка — это настоящий ад! Ты еще не понимаешь… И ему необходима разрядка.
Саня думал, что, во-первых, папаша сам выбрал этот ад, никто за руку не тянул, а во-вторых, почему всем неизменно так нравится разряжаться исключительно на своих домашних? Шли бы в зоопарк и матюгали там тигров и слонов в свое удовольствие! Но нет, неинтересно, видите ли!
Подрастая, Саня тоже стал все активнее участвовать в семейных сценах и орал точно так же на родителей, как и они на него.
Впрочем, они, все трое, эти кричалки, шумелки и вопилки, как называл их всех про себя Саня, несмотря ни на что, нежно и преданно друг друга любили и хранили, а также берегли свой дом. Мать, преподаватель математики, последние несколько лет была директором школы при Медицинской академии. Она давала частные уроки и брала немалые взятки за поступление в Медакадемию, отец приторговывал стройматериалами и тоже не отказывался от подношений. Поэтому Наумовы жили безбедно и празднично. Только Сане хотелось большего.
В глубине души он неистово терзался завистью к Сашке Гребениченко, умело это скрывая. Завидовал его подлинной, природной, наследственной интеллигентности, которую никуда не спрячешь, как ни старайся. Завидовал его аристократическому профессорскому и шведскому прошлому, даже огромному белому роялю, клавишей которого ласково и осторожно касались тонкие бледные девичьи пальцы…
Саня мечтал увести от Гребениченко эту скромную, неброскую пианистку с огромным будущим, как все вокруг говорили. На ее будущее Сане было в общем-то наплевать. Его куда больше волновало свое собственное. Родителей Саня любил. Но к этой любви с годами все сильнее примешивалось презрение пополам с пренебрежением. Все отчаяннее хотелось вырваться из родного дома, уйти прочь, переплюнуть родных, став выше, влиятельнее и умнее.
И Саня очень радовался, когда Гребениченко устраивал у себя вечера на троих.
Шура по аристократизму не страдал. У него этого добра хватало, просто навалом. Предки, немцы Поволжья, наградили Шуру хорошей арийской кровью и неплохим генеалогическим древом. Родители — преуспевающие врачи. Мать занималась пластической хирургией и мастерски исправляла носики, подтягивала щечки и обвисшие груди в Институте красоты, а отец обеспечивал страждущих отличными зубными протезами и коронками. От потока беззубых порой приходилось отбиваться.
Родители мечтали о врачебной карьере сына, но Шура ударился в технику, вместе с другом Гребениченко поступил в Физтех и точно так же вскоре оказался на перепутье. Из троих друзей Шура раньше всех женился и теперь должен был думать о своей семье, то есть о жене Маше и маленьком сыне Семене.
Однажды вечером Александр смело набрал номер Полонских.
— Екатерина, — решительно сказал он, — пришла пора нам пожениться. О чем я тебя и ставлю в известность!
— А почему ты так уверен, что она пришла? — кокетливо поинтересовалась Катя.
— Давай обойдемся без лишних вопросов и колебаний! — Гребениченко был ультимативен, как никогда. Катя даже слегка оробела. — Ты можешь завтра поехать со мной во Дворец бракосочетания? Подадим заявление. И получим срок на раздумье. Один срок на двоих.
— Могу, — чуточку замявшись, согласилась Катя. — Но я привыкла…
— Я знаю! — дерзко перебил ее Александр. — И готов обеспечить все твои требования и запросы!
— Лихо! — фыркнула Катя. — Клад нашел? Раскопки ночами прямо на Красной площади? Живешь рядом… А караул устал…
— Найду, — пообещал Саша. — Если не сейчас, то очень скоро. В общем, я заеду за тобой завтра в половине двенадцатого.
Саша не знал главного. Катюша давно продумала план своих действий. И его предложение оказалось никакой не случайностью. Катерина была ровней Александру и по танковости ничуть не уступала.
Она наконец постигла суть отношений с мужчинами. И осознала, что чем больше ищешь мужа, тем меньше шансов его найти. Все всегда находится неожиданно, когда ничего подобного не ждешь и даже не думаешь об этом. А значит, избранник должен отлично видеть, что ты замуж за него вовсе не рвешься, совсем даже не хочешь, и озадачиться неизбежным вопросом: а почему?! Почему, собственно, эта вот симпатяшка не помышляет о жизни с ним под одной надежной крышей и под одним теплым одеялом? Остальное доделает чувство личной неполноценности и любопытство, которые совместно, на пару, способны изгрызть любое уязвленное самолюбие до кровавых незаживающих ран, на глазах превращающихся в бездонные дыры. Психология наоборот — самая правильная. А любая охота на мужчин — чушь.
