Стадо.
Выстрел. Еще и еще.
С ними ослабевало и напряжение штурма, который, еще не достигнув пика, терял накал.
Все было предопределено там, куда Кемаль поднял свои глаза и куда уставилась арабская вязь на зеленой повязке...
За время штурма прозвучало много гортанных выкриков. Но люди, оказавшиеся в заложниках, так и не услышали главного. И сам Кемаль не знал, уместна ли — вот именно сегодня — эта победная фраза: «Здание захвачено!» И ее продолжение: «Это не шутка!» Какие там шутки... Скоро при встрече на улице с «лицом кавказской национальности» люди будут валиться на землю.
— Все вы — заложники! — все же прозвучал резкий голос Кемаля. — Всем на пол! Лежать, я сказал! — проходя мимо касс, он одним ударом выбил легкую служебную дверь. — На выход! Оглохли, твари?! — Четыре кассира, отчего-то сжимающие ладонями виски и пригибаясь как при обстреле, побежали к основной группе заложников.
Своим штабом Кемаль заранее определил помещение справочного бюро и диктора вокзала. Когда он вошел в довольно просторное помещение, разделенное ширмой с матовыми стеклами, там уже находился низкорослый Гелани Исигов. Кемаль обернулся в сторону зала. С этого места хорошо просматривались правая половина первого зала ожидания и левая — второго, а также выход на минус первый этаж и к четвертой платформе.
Связь с диспетчерской поддерживалась посредством компьютеров. На современные жидкокристаллические мониторы выводилась вся необходимая для справок и сообщений информация.
— Пошла в зал! — приказал Кемаль служащей из справочного бюро. Сел на место диктора и подозвал ее.
Ровно через полминуты по всей станции прозвучал ее взволнованный, дрожащий голос:
— Нас захватили... Пожалуйста, не стреляйте! За каждого убитого они обещают расстреливать десять заложников. Они минируют здание...
— Теперь слушай меня, — Кемаль выключил громкую связь. — С этим сообщением будешь выходить каждые десять минут. Задержишься хоть на секунду, я выбью твои поганые мозги. — Террорист, приводя девушку в чувство, влепил ей хлесткую пощечину.
Сейчас основную часть вокзала контролировали двадцать боевиков, остальные, разбившись на несколько подгрупп, проверяли многочисленные служебные помещения, включая медицинскую комнату и комнату матери и ребенка. Что касается VIP-зала, то там, кроме одаренных малолетних персон, направляющихся вместе с родителями на какой-то музыкальный конкурс, никого не было.
Практика показывала, что силы ГУВД, внутренних войск и ФСБ оцепят здание и всех, кто находится поблизости, не раньше чем через час. И боевики дли Кемаля работали спокойно, без суеты, однако и не без стандартной подстраховки. Несколько пар снайперов, выбрав выгодные позиции, контролировали фактически все подступы к захваченному объекту.
13
Не опуская подножки, из тамбура на заснеженную платформу спрыгнул солдат в камуфлированном бушлате. Он едва не упал, скользя одной ногой, а другую высоко вскидывая. И невольно, с трудом удерживая равновесие, сделал шаг в сторону от вагона. Он бросил чуть смущенный взгляд на своего командира, стоящего в тамбуре. Его взгляд поменялся, когда солдат увидел в окне купе полковника военной разведки: тот покачал головой — мол, поосторожнее надо. И жестом показал, чтобы солдат возвращался в вагон.
«А тебе какого черта надо? Не ты тут начальник». Может, старший офицер и не наблюдательный, но, как говорится, в кон попал, глянул в окно в тот момент, когда рядовой Лучкин Александр выделывал на снегу кульбиты, взбрыкивал ногами.
Этого полковника, чью фамилию Лучкин не запомнил, он первым встретил пару часов назад. Он постучал в дверь тамбура и представился... Да точно, Артемов. Полковник Артемов. Сейчас он, нагнувшись над столиком, торопливо собирал в портфель какие-то бумаги.
— Не отходи далеко от вагона, — раздался справа голос старшего лейтенанта.
— Я знаю, — уверенно произнес Александр, на сей раз не удостоив командира ни взглядом, ни кивком.
Лучкин был родом из Новограда, остальные семь конвойных, сопровождавших осужденных в этом вагоне, в просторечье называемом «Столыпиным», оказались в этом городе впервые. Исключая старшего лейтенанта Родкевича. Родкевич не раз бывал здесь, часто транзитом и всегда в одном качестве — начальника этапа.
Сейчас рядовой Лучкин выполнял несвойственные конвойному функции: шел на разведку. Ведь даже опрос местных железнодорожников являлся частью разведдеятельности, уверенно думал он. А кроме него, с этим заданием не справится никто. Он полтора года отбарабанил на этой «железке»: сначала на автокаре в почтово-багажном парке, потом на техстанции. Но снова вернулся в «багажку». Он знал многих железнодорожников, да и его не забыли. Этот вагон с этапированными, прибывший в Новоград в шесть утра, хотели затолкать аж к локомотивному хозяйству. Лучкин отпросился у командира на десять минут, чего хватило для того, чтобы спецвагон лучшим в депо локомотивом поставили рядом с «парадным» первым перроном. Даже литр не пришлось выставлять; наоборот, железнодорожники сами едва не всучили земляку пузырь самогонки. А какая тут самогонка, Лучкин знал не понаслышке: градусов под семьдесят. Ну, может, под пятьдесят, горит, главное, и внутренности обжигает.
Когда Лучкин услышал от начальника, что террористы захватили вокзал, улыбнулся: гонит старлей. В голове не укладывалось, как это, считай, родной вокзал могут захватить террористы. Глупость какая-то. Тут что, Москва, что ли?.. И до сей поры не верил.
С того места, где стоял Лучкин, первый перрон не просматривался — его загородил еле ползущий товарняк. А на перроне рядовой мог обнаружить суету или еще что-то, что указывало бы на панику.
Его взгляд медленно прошелся по зеркальным окнам первого уровня центрального здания вокзала... И только сейчас он сообразил повернуться. Сердце в груди екнуло, когда Лучкин увидел толпы людей, бегущих по пешеходному мосту, который протянулся над путями прибытия и отправления дальних поездов. И вряд ли люди опаздывали, они бежали пригнувшись, в два потока, навстречу друг другу. Кто-то падал, вставал; вот полетела вниз чья-то сумка...
Лучкин стоял спиной к центральному зданию вокзала. Одетый в военную форму. С автоматом. Его затылок уже был на прицеле чеченского снайпера, занявшего позицию в паре метров от окна. Створка открывалась вверх, линией огня снайперу служила буфетная стойка. Он был вооружен австрийской винтовкой «AUG», оснащенной полупрозрачным пластиковым магазином на 42 патрона, стандартной оптикой и тяжелым стволом
[10]
. По сути, это была штурмовая винтовка, но с тяжелым стволом, и на сравнительно небольших расстояниях она вполне заменяла снайперскую. Стрелку незачем было выбирать режим огня — он автоматически определялся силой нажатия на спусковой крючок: неполное нажатие — прозвучит одиночный выстрел до упора — очередь.