— Я отпускаю десять заложников. Предупреждаю: навстречу никому не двигаться. Любое движение в их сторону, и они будут убиты. Сразу за шоссе они ваши.
Кемаль вышел из справочного. Он стал так, чтобы видеть всю наклонную площадку, уходившую к шоссе мощеным прямоугольником. Желтые урны, выстроившиеся у парапетов, отделанных темно-серым мрамором, виделись предостерегающими указателями. Многометровый козырек над площадкой топорщился изнутри сетью металлоконструкций среди которых затерялись камеры слежения.
Али заметил небольшое волнение, возникшее на Комсомольской площади. Вооружившись биноклем, он увидел нескольких гражданских, быстрой походкой подходивших к машинам «Скорой помощи». Вот две из них тронулись с места. Громадный омоновец из пикета, одетый в камуфляж и «сферу» с бронированным стеклом, посторонился, пропуская машины. «Скорые» притормозили на крайней левой полосе пустынного Комсомольского шоссе, которое имело здесь одностороннее движение. Из машин выбрались врачи, поглядывая на зеркальные двери вокзала.
— Пошли! — распорядился Кемаль, обращаясь к заложникам. Террорист, сопровождавший их, отошел в сторону. И если раньше он придерживал оружие обеими руками, то сейчас одну руку опустил вдоль туловища.
Добрый знак.
Полная женщина, рискнувшая обернуться, нашла глаза Кемаля и слабо улыбнулась ему. Но прежде она увидела припарковавшиеся машины «Скорой помощи» и медиков, вышедших встречать заложников. Только бы дойти до машины, думала она, только бы не подкосились ноги на полпути. А дальше она упадет в объятья врачей, пусть даже задавит кого-нибудь свои грузным обмякшим телом. Глубоко вдохнет нашатыря и долго-долго будет держаться... Потом плотину ее томных уставших глаз прорвет соленый водяной поток... Она ехала в гости к матери одна, а вот ее соседке, которая часто-часто дышала ей в затылок, повезло меньше: во втором зале ожидания у нее остался муж.
Скорее всего в одиночестве и молоденькая красавица-смуглянка с короткой модной челкой, одетая в длинную дубленку и замшевые сапоги. Похожа на цыганку. Она стояла в середине группы заложников.
— Не растягиваться, идти плотной группой. Не бежать, двигаться спокойно, — вонзался в спины заложников резкий голос террориста.
И заложники шли плотной группой, как единое целое, шли спокойно. Мысли их упорядочились под воздействием «исходника»: «Я отпущу десять человек... Не растягиваться... Не бежать...»
«Примерить хотите, тетя Настя?» Перед глазами девушки, шедшей в середине группы заложников, стояло рыхлое лицо женщины лет пятидесяти, ее посиневшие губы бормочут: «Что ты, Таисочка! Просто дверца не была закрыта. Вот твоя шалька и выпала...» — «Это не шалька, тетя Настя. Это хиджаб. По-вашему — платок».
Пришел мой день, и завтра я пойду против неверных во имя Аллаха, во имя себя и вас, во имя мира.
«Положите хиджаб на место и отойдите от шкафа. Ну ты, сука, оглохла?»
Девушка в дубленке и замшевых сапогах вышагивала в ногу с остальными. Правая рука в кармане сжимала вещицу, похожую на прикуриватель, большой палец лежал на кнопке этого пульта. Под сердцем шахидки, которое билось в сумасшедшем темпе, пристроилось два килограмма пластита и металлических шариков. Тонкие проводки соединяли три взрывателя и тянулись от «адской машинки» к пульту через небольшое отверстие в подкладке кармана.
Девушку звали Таис. Некоторые, отдавая дань ее красоте и грации, добавляли: Афинская.
Таис Афинская...
Когда руки врача коснулись невольного лидера группы заложников, Таис привела в действие взрывное устройство. Но оно сработало не сразу, а лишь через четыре секунды, как граната. За это время шахидка успела несколько раз произнести: «Аллах акбар!» Но замедлитель предназначался не для обращения к Всевышнему...
Взрыв был такой силы, что не уцелели ни заложники, ни врачи. В живых остался лишь водитель «Скорой», получивший тяжелейшую контузию. Изо рта и ушей водителя текла кровь, посеченное осколками стекла лицо распухало с невероятной быстротой. Широко распахнутыми глазами он смотрел прямо перед собой и не видел шевелящиеся, как паучьи лапы, останки тел...
Усиливающие поражающее действие шарики вонзились и в крепкие стеклянные двери вокзала, оставляя на них «точечные» следы, ровные, как от пуль, отверстия. Толстые массивные стекла дребезжали, готовые разорваться от непосильного давления. Но устояли.
Взрыв точно совпал с окончанием срока, который Кемаль дал на то, чтобы растащили вагоны. И снова его голос прогремел и над сводами вокзала, вжимая заложников в жесткие сиденья, и над перронами. Его отзвук докатился и до Комсомольской площади, проникая за «сферы» омоновцев, дребезжа на стеклах конференц-зала. Он навеки застрял в ушах ответственного за операцию генерал-полковника Кудряшова, который съежился и стоял у окна с закрытыми глазами:
— Вы не уложились в сроки, которые я указал. Даю вам еще десять минут, чтобы убрать с пути эти чертовы вагоны! Следующая группа заложников готова к выходу. Время пошло.
18
Когда Кудряшов немного оправился от потрясения, он обратил бледное лицо к помощнику и хриплым голосом сказал:
— Либо среди заложников была смертница, либо на кого-то из заложников надели пояс шахида и взорвали при помощи пульта дистанционного управления.
— Вряд ли...
— Что вряд ли?
— Последнее. Сколько у Кемаля смертниц, как ты думаешь?
— Сходи посчитай, — зло ответил Кудряшов, про себя подумав: «На всех хватит». — Давай связь с Кремлем, — тихо, еле слышно попросил он. И чертыхнулся: он забыл о главном. — Продолжайте работу по расчистке путей! В темпе, в темпе! — даже дважды хлопнул в ладоши.
Уже через десять минут генерал просмотрит запись, сделанную профессиональной камерой, точно определит, кто из женщин привел в действие взрывное устройство, отчетливо разглядит ее лицо в стоп-кадре... Додумает за нее, непростительно молодую, красивую и спокойную, представит ее незнакомый голос и наделит его слегка грустными оттенками, а подумав немного, разбавит его отчаяньем и присыплет сверху щепотью неоправданной и даже не созревшей в груди ненависти...
От «тяжелой лирики» Кудряшов с большим трудом вернулся к работе. Настраиваясь на нее, подумал, точнее, воспроизвел прежние мысли о том, что в проведении терактов должно быть иррациональное зерно — хотя бы в периодичности. Чтобы не появилась система, которую будет нетрудно просчитать. Али Кемаль явно действовал нешаблонно: он скрыл до поры до времени шахидок, тогда как в Театральном центре на Дубровке смертницы были едва ли не козырной картой.
Каких еще неожиданностей и сюрпризов ждать от Кемаля?
Кудряшова побеспокоил полковник милиции Глеб Дамаскин. Он только что вернулся из района, за который нес ответственность: это зона отстоя и сортировки вагонов, а также строения для багажа и почты. Далековато от центрального здания вокзала. Там полковник, возглавивший усиленные наряды милиции на транспорте, нес пассивное наблюдение за обстановкой. Ближе к вокзалу были рассредоточены небольшие мобильные группы ОМОНа и снайперы «Альфы», занявшие позиции пока что для наблюдения. Они работали парами и, как всегда, были вооружены английскими снайперскими винтовками серии «L96» (британский вариант обозначения).
