— Да, — отвечаю я. — А потом я работала неполный рабочий день, после того как родился Сэм, но поскольку Том был с утра до ночи занят, то мне пришлось нанимать няню, которая могла бы оставаться до полуночи. А потом я забеременела Джо.
— У вас была сменная работа? — спрашивает она.
— Что-то вроде этого, — отвечаю я, извлекая остатки макарон из машинного слива.
— И чем вы занимались? — продолжает расспросы Полли.
— Я была режиссером в «Вечерних новостях».
— Но это ужасно! То есть… что вы все это бросили, — уточняет она.
— Если у тебя появились дети, ты никогда снова не будешь абсолютно свободной, — говорю я, — и это одновременно и ужасно, и замечательно. Сначала было такое чувство, как будто у меня забрали роль, которую я готовила всю жизнь, но как только занавес поднялся, обнаружилось, что до главной роли мне еще далеко, а играть я буду четвертого оруженосца. Но самое ужасное было — это никогда по-настоящему не видеть Сэма. Забавно, но если мысль о том, что вечером снова придется сидеть с детьми, наполняет тебя тоской, возможно, это, признак того, что ты проводишь с ними слишком много времени. Если же ты вскакиваешь в субботу утром ни свет ни заря и начинаешь собирать вещи для поездки в зоопарк, музей или готовить на завтрак оладьи, тогда ты, без сомнения, проводишь с ними недостаточно времени.
— Но должна же быть золотая середина!
— Да. Если у тебя по-настоящему богатый муж. Это помогает! Ибо тогда ты можешь купить себе решение целой кучи нудных проблем, — шучу я. — А еще есть некоторые работы, вполне совместимые с материнством. Или ты можешь попытаться найти себе мужа-домохозяйку.
— Думаю, я постараюсь завести детей, пока молода. А строить карьеру буду после, — говорит она задумчиво.
— Замечательная идея! — лгу я. Нет никакого смысла пытаться объяснить ей, что материнство не совместимо ни с чем, что ему предшествует. — В любом случае тебе не нужно заморачиваться по этому поводу сейчас, просто живи и радуйся. Чем занимается твоя мать?
— Она юрист в компании, — говорит Полли. — Только мы шутим, что она — крот! Мы никогда не видим ее при свете дня. Вот такого я точно никогда не захочу.
Сверху раздаются крики. Я бегу вверх по лестнице, чтобы узнать, в чем дело. Фред снова встал с постели, а двое его братьев упоенно заняты любимой игрой, почерпнутой из телесериала «Скорая помощь»: несколько месяцев назад Сэм смотрел вместе с нами одну из серий. Сюжет там заключался в проведении операций друг на друге, то есть было много кошмаров и много крови. Я как раз застала момент, когда Фред лежал на полу связанным. Они притащили из кухни томатный кетчуп, чтобы изобразить кровь, и теперь вся пуховая перина в «кровавых» разводах. Скандал гарантирован, однако его перспектива столь тягостна, что я лишь молча собираю остатки кетчупа и посылаю Сэму — он как самый старший должен проявлять больше ответственности — такой взгляд, в который, я надеюсь, мне удалось вложить всю гамму своих эмоций.
— Мы делаем трансплантацию мозга, мама, — говорит Сэм.
— Это для того чтобы он запомнил, как считать до двадцати, — говорит Джо.
— Хочешь, мы и тебе сделаем, мама? — спрашивает Сэм.
Я иду в нашу спальню в поисках Тома, по дороге замечая криво висящую штору; ее Фред наполовину оторвал, играя в прятки, и теперь в том месте, где в прошлом году протек водосточный желоб, на стене красуется пятно, открытое для всеобщего обозрения.
Весь дом требует покраски, подумала я про себя. Однако так же, как и мечта о шкафе для игрушек с одинаковыми пластиковыми ящичками с наклейками, указывающими, куда кому складывать вещи, окраска дома не является первостепенной для исполнения. Но что же надо сделать в первую очередь, задала я себе вопрос. Найти новую уборщицу? Возможно. Утрясти проблемы с празднованием дня рождения Сэма? Наверное. Заняться сексом с Томом? Несомненно! Способствовать разрешению собственного продолжающегося кризиса? Безусловно.
Только одно мне совершенно ясно: неуверенность является источником еще большей неуверенности. Я делаю попытку проследить путь, приведший меня к потере веры. Том прав. Семена, вероятно, были посеяны еще год назад, когда сразу после полуночи прозвучал телефонный звонок от Кэти. Каким-то глухим голосом, который бывает после нескольких часов рыданий, она спросила, нельзя ли ей прийти к нам и остаться на ночь. Она сказала, что все расскажет, когда приедет с Беном; сыну ее было тогда три годика, но мы и так поняли, что случилось. Трещины были заметны уже в течение некоторого времени. Были посещения консультанта по семейным отношениям, когда горечь была уже настолько глубока, что даже воздух вокруг них казался кислым, и произошел громкий скандал на праздновании сорокового дня рождения моего брата, когда Кэти забыла предупредить своего теперь бывшего мужа о том, что ей необходимо поработать в выходные, а это означало, что ему придется присматривать за Беном и отменить сеанс массажа спины.
— Послушай, если я не буду работать, у нас не будет хватать денег! — кричала она.
— Мой психотерапевт говорит, что я должен иметь достаточно времени и пространства, чтобы думать и найти свое внутреннее «я», открыть в себе детское начало! — вопил он в ответ.
— Думаю, тебе нужно сначала отыскать свое внешнее взрослое проявление, — огрызалась она.
— Это невероятно… — бурчал он.
— Самое ужасное то, — сказала Кэти (мы уже уложили Бена и выпили по нескольку бокалов вина), — что он опережает меня в процессе принятия решения, так что нет никакой возможности примирения. Тебе кажется, что ты знаешь, о чем думает твой партнер, а потом он говорит тебе, что не уверен даже в том, любит ли тебя, и ты начинаешь задумываться об истинности собственных чувств и перестаешь в них верить.
Мы согласно кивали. До той поры я еще ни разу не подвергала сомнению силу нашего с Томом эмоционального слияния. Он, кстати, поднялся наверх и нашел для нее носовой платок. Когда он протянул ей его, она расплакалась еще больше — такая забота была ей непривычна.
— Ты такой надежный, Том. Если бы только я вышла замуж за мужчину, который расставляет специи в алфавитном порядке! — всхлипывала она.
— Если бы только я женился на женщине, которая ценила бы такое качество, — пошутил он.
— Я думала, что, поскольку мы поженились, мы будем стараться делать эту работу вместе, даже если бы все складывалось против нас. Я уверена, у него кто-то есть, он не способен принимать решения самостоятельно.
Когда мы пошли в тот вечер в постель, Том сказал:
— Ну, вот и конец нашим вечерним просмотрам футбола в пабе по средам… — И заснул.
И это действительно было пределом его сожаления.
— Меняются вещи, а не люди, жизнь продолжается, Люси, — сказал он на следующее утро. — Действительно, Кэти, вероятно, лучше уйти от него. Он никогда не изменится.
— Люси, Люси, пойдем, а не то опоздаем, — говорит Том, стремительно входя в спальню, повязывая галстук и надевая пиджак.
