– Ну не расстраивайтесь вы так, – утешала её Аврора.
– Как же! Не расстраивайтесь! У-у-у-у! – сморкаясь и хрюкая, затянула Артухова.
– Но что же делать? – совсем растерялась наша героиня, в то время как Мария Ивановна внезапно перестала реветь и сказала заговорщицким тоном:
– Авророчка! Красавица ты наша! Ведь тебе ничего не стоит попросить у Эмина Задовича... Ведь ничего не стоит! Он к тебе так хорошо относится! – вовсю плевалась Артухова, больше и больше увлекаясь. – Все знают, как он тебя любит, что он тебе всякие подарки дарит... Мобыть, ты замолвишь словечко за бедную Марь Иванну?! А? Он же тебе ни в чём не откажет, – канючила она. – Пускай хоть перед пенсией переведёт меня в завхозы из уборщиц! Авророчка, миленькая! Никогда тебе этого не забуду, всю жизнь на тебя молиться буду, пылиночки сдувать!
– Откуда вы взяли, что он меня любит? – поразилась Аврора. – И что это он мне дарит?! – оторопела Метёлкина – она ни разу ничего не приняла от Эмина Хосе.
– Да все говорят, что у вас с ним роман!
– Кто – все? – Аврора уставилась на Артухову непонимающим взглядом.
– Ну, я не знаю! Не знаю я! Мобыть, я чего и перепутала... – пошла на попятную она и снова так же внезапно, как прекратила, начала рыдать: – Кто, кто тогда мне поможет?! Бедной женщине-е-е-е!
– Успокойтесь, Марь Ванна, успокойтесь! Мы чего-нибудь придумаем! – успокаивала Артухову Аврора, но та, включив пылесос, принялась интенсивно удалять пыль с ковра – так, будто стремилась проделать в нём дыру.
Аврора тут же направилась в кабинет посла. Сердце её бешено билось, щёки полыхали огнём от поразительной, чудовищной несправедливости, которую она, как и её отец – Владимир Иванович Гаврилов, не переносила патологически.
В приёмной Вера Фёдоровна по обыкновению печатала двумя указательными пальцами с вдохновением великого пианиста чью-то диссертацию на казённой бумаге, никого и ничего не замечая. Наша героиня пролетела мимо неё и, постучав для приличия пару раз в дверь Эмина Хосе, ворвалась в кабинет, подобно смерчу.
– Авророчка?! Что случилось, Авророчка? Ведь что-то случилось? Да? – зачастил он (Эмин Хосе, когда волновался, говорил так, будто спешил на пожар), ковыряя пачку «Мальборо» длинным ногтем мизинца правой руки.
И вдруг волна эмоций, вызванных сплетницей Артуховой, отошла от Аврориной души, и её захлестнула новая – стыдливая. «Как глупо, как глупо было с моей стороны прийти сюда! Зачем? Для того чтобы пожаловаться?!» – пронеслось в её голове.
– Нет, так, ничего. У меня был вопрос... к вам...
– Пожалуйста, пожалуйста, Авророчка, – вскочив с кресла и отбросив сигаретную пачку, засуетился Эмин Хосе.
– По работе... – мямлила Аврора, придумывая, какой такой вопрос по работе у неё бы мог возникнуть к послу. – Но стоило мне только войти к вам в кабинет, как я сама его и решила, – выкрутилась она.
– Э-э! Авророчка! Вы не умеете лгать! – разоблачил её Ибн Заде. – Ваши глаза говорят за вас! – и он посмотрел на неё печальным и одновременно проницательным взглядом.
– Да что они могут сказать! Ничего, ровным счётом ничего... Ну я пойду, да? – и Аврора попятилась назад, к двери.
– Стойте! Расскажите мне. Ведь вас что-то взволновало, я ведь знаю. Вы, Авророчка, не придёте ко мне лишний раз. Вы избегаете меня!
– Ну что вы!..
– Да, да! Вы шарахаетесь от меня как от чумы! Быть может, вы брезгуете мной? Скорее всего, да. Я противен вам, – Эмин Хосе разговаривал так, словно в кабинете никого, кроме него, не было.
«Какая я всё же дура! И для чего, для чего я только пришла к нему?!» – проклинала себя в душе Аврора.
– Поделитесь со мной, Авророчка! Ведь я вам только добра хочу! Милая, дорогая! – молил посол, и Аврора взяла да брякнула:
– Только что я видела Марию Ивановну Артухову...
– А-а, ну тогда всё понятно!
– Что вам понятно?
– Она поведала вам все сплетни, которые гуляют по посольству, – вот что.
– Почему вы так думаете?
– Потому что если хочешь, чтобы о чём-то узнали все, – расскажи Марии Ивановне. И через полчаса об этом действительно будут знать все, вплоть до водителей из гаража и официанток из столовой.
– Нет, ничего она мне не поведала. Она ревела белугой, потому что к ней тут несправедливо относятся! – выпалила Аврора – она в отличие от своего родителя не только не переносила несправедливого отношения к себе, но и к окружающим.
– И вы тоже так думаете? – с интересом спросил посол.
– Да. Если она работает тут уборщицей, почему её используют ещё и как курьера? Это при том, что Артуховой осталось два года до пенсии. Она далеко не девочка! – высказалась Аврора.
– Вы правы. Вы совершенно правы.
– К тому же она очень хочет занять должность завхоза. Она давно у вас работает и вообще... – брякнула Метёлкина и тут же пожалела: «Какое я имею права просить его? Кто я такая? Что-то я сегодня всё делаю не так!» – Впрочем, это не моё дело! Я, пожалуй, пойду.
– Нет, Авророчка, постойте, побудьте ещё минутку. Если вы считаете, что Марь Ваннну нужно повысить, я сегодня же произведу её в завхозы! Но ведь не только это мучило вас, когда вы направили свои точёные ножки в сторону моего кабинета?!
– Вы очень проницательный человек! Не только это! Ещё и то, что всё посольство судачит о несуществующих между нами отношениях! Что у нас с вами роман, что вы мне делаете какие-то сногсшибательные подарки и что я живу за ваш счёт! Вот что меня беспокоит! – не сдержалась Аврора и подумала: «Нет, со мной сегодня определённо что-то происходит!»
– Что вы говорите, что вы говорите? Любопытно, любопытно! – задумчиво проговорил Ибн Заде. – Ну да ладно, с этим я разберусь, вы не беспокойтесь, Авророчка! Не берите в голову! Скажите мне лучше, почему же вы вчера снова игнорировали меня? Я вас ждал, накрыл стол, все глаза проглядел! До часу ночи ждал, а вы так и не приехали? Отчего, отчего вы вот уж полгода не обращаете на меня ни малейшего внимания, отчего избегаете? Ведь мне ничего от вас не нужно! Только быть рядом с вами, смотреть на вас – и всё! Вы не принимаете мои подарки, не подходите к телефону, когда я звоню вам домой, не принимаете приглашения! Вы так ненавидите меня? За что?
– Да не ненавижу я вас! У меня нет повода ненавидеть вас. Но как вы не понимаете? Я не могу испытывать к вам то же чувство, которое вы испытываете ко мне! И потом, любые отношения, кроме рабочих, между нами неестественны, неправильны, на мой взгляд! Нас разделяет возраст, социальное положение, ваша жена! Да это смешно, в конце концов! Извините, но я ничего не могу с собой поделать!
– Но я же не виноват, что судьба так посмеялась надо мной! Я не виноват, что родился на сорок пять лет раньше тебя! Я не виноват, что люблю тебя больше всего на свете: больше себя, больше собственных детей, больше неба, солнца, этих деревьев, больше жизни! Я болен тобой! Как много об этом говорят, как много об этом написано в книгах! Любовь, любовь! О ней столько сказано, что люди перестают верить в существование этого чувства, считая его напускной, наигранной сентиментальностью! Грешен! И я так думал порой, забыв, как оно, чувство это, заставляет сердце то сжиматься, то бешено биться, то останавливаться на какие-то секунды, которые кажутся тебе вечностью! Я не знаю, не знаю, что мне делать! Единственное лекарство, которое может мне помочь, – это ты. Когда ты рядом, прекрасная Авророчка, когда я вижу тебя, ощущаю твой запах – неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат, моя рана мгновенно затягивается... – Эмин Хосе не в силах был больше говорить – он, совершенно растоптанный этим высоким, самым светлым чувством на земле, тяжело опустился на кресло – по щекам его текли слёзы, но он не замечал того, что плачет, да если б и осознавал это, наверняка бы не устыдился.
