Вдруг Влас схватил меня за плечи и тихо спросил:
– Это кто?
– Как – кто? Сосед!
– Ты с ним спала?
– Чего?
– Ты спала с ним?
– Ты с ума сошел?!
– Тогда почему ты с ним в таком виде разговариваешь?!
– Потому что ты с меня полотенце сдернул!
– И все-таки между вами что-то было, – пробормотал он.
– Кроме каждодневной кучи мусора около моей двери между нами ничего не было! И потом, я просила тебя подождать минутку, предупредила, что не одета! Так тебе нужно было проявить свою резвость! – гордо сказала я и ушла в комнату.
– Ну, прости меня. Не будем ссориться, ведь мы целую неделю не виделись! – воскликнул он и провел ладонью по своим жестким, коротко подстриженным каштановым волосам. Потом подошел ко мне, попытался обнять, я выскользнула и скрылась в ванной с платьем и косметичкой. – Ты что, все еще обижаешься?
– Нет, просто хочу одеться.
Я надела шелковое платье – алое с черными маками и одинаково глубокими вырезами как спереди, так и сзади, потом долго пыталась собрать волосы в пучок, но это никак не удавалось сделать, я плюнула и завязала на макушке хвост.
– Что ты там возишься! Мне кажется, ты по мне совсем не соскучилась! – крикнул Влас.
– Отойди от ванной, я спиной чувствую твое дыхание и не могу как следует причесаться, – сказала я, но в этот момент я уже рьяно красила щеки – мне казалось, что они должны быть ярче цвета платья, иначе я буду иметь бледный вид.
Когда я наконец вышла и Влас осмотрел меня со всех сторон, он вдруг категорично заявил:
– В ресторан мы сегодня не поедем.
– Почему?
– Мы поедем сразу ко мне.
– Почему?
– Нет, нет, платье, конечно, очень красивое, и ты просто великолепно выглядишь…
– Тогда почему мы никуда не поедем? – недоумевала я.
– Именно поэтому. На тебя все будут пялиться, пожирать глазами. Нет, нет, я этого не переживу. Это все мое! – воскликнул он и сгреб меня в охапку. – Собирай вещи. Ты забыла, что с сегодняшнего дня будешь жить у меня?
– Неохота. За вещами завтра приеду.
– Тогда поехали. Я стол накрыл…
Влас жил в трехкомнатной квартире рядом с метро «Бауманская», в сталинском кирпичном доме. Лет десять назад это была пятикомнатная коммунальная квартира. В одной из комнат проживал горький пьяница, в другой – старая карга – бывшая девственница с кривыми ногами и горбом, вредная и злая, которую в пьяном угаре и по доброте душевной лишил чести пухлый, огромный крановщик, что занимал третью комнату; две остальные принадлежали Антонине Ивановне – давней знакомой Олимпиады Ефремовны.
Антонина Ивановна была ее коллегой, правда, преподавала в обычной средней школе в начальных классах. Вообще это была яркая личность во всех отношениях – она знала множество анекдотов, любую историю могла рассказать так, что все с хохоту покатывались, любила брать деньги в долг и умудрялась не возвращать их даже друзьям, продолжая поддерживать с ними прекрасные отношения, в любой момент могла пустить слезу (особенно эффектно это получалось в двух случаях – когда она вызывала у собеседника жалость к себе и к своей нелегкой, неудавшейся жизни, а также в случае сочувствия, понимания, живейшего участия к ближнему, изливающему ей свою душу). Обожала подарки, особенно от родителей своих учеников, но при этом была совсем не жадной и могла отдать, как говорится, последнюю рубашку. Порой яркость этой женщины была настолько ослепительной, что как-то незаметно, сама собой переходила все границы приличия, превращаясь в аляповатость. Особенно это касалось ее манеры одеваться – она любила слишком сочные, ядовитые расцветки, любила носить давно вышедшие из моды кримпленовые платья, кофточки с люрексом и тому подобные наряды.
Лет семнадцать назад мы снимали у нее дачу в Подмосковье, и Олимпиада сразу же предупредила Мисс Бесконечность, чтобы та ни под каким предлогом не давала хозяйке в долг, однако у бабушки ничего не вышло – она никак не могла отказать обаятельной Антонине Ивановне, к тому же доводы для заема денег были настолько убедительны, подчас трогательны, а увлажненные голубые глаза так правдивы, что Мисс Бесконечность не в силах была ничего с собой поделать, с радостью давала деньги, в результате чего к концу лета Антонина Ивановна была должна ей ровно такую же сумму, какую мы заплатили ей за три месяца пребывания на даче. И что самое интересное, она умудрилась не только не отдать деньги, но и окончательно влюбить в себя бабушку – так, что та на следующее лето снова поехала к ней отдыхать.
Помню, у Антонины была собака – огромный черный дог по имени Грация, премилое, добрейшее существо со зловещим баском. Однажды, уже под утро, когда все спали, в дом проникли два мужика. Собака как спала в углу на ватном одеяле, так и продолжала спать, даже ухом не повела. Мужики недолго думая расположились на террасе и тоже заснули младенческим сном.
Утром, как только мы с бабушкой увидели совершенно незнакомых людей, безмятежно посапывающих на диване, кинулись будить Антонину. Та с растрепанными волосами вылетела к ним, затем призвала Грацию и принялась ругать ее, на чем свет стоит. Псина смотрела на нее человеческими, но ничего не понимающими глазами, потом подошла к мужикам и одному из них вдруг лизнула руку, что привело хозяйку в еще большее негодование.
– Дармоедка! В дом воры забрались, а ей хоть бы хны! Гавкнула бы ради приличия! – бесновалась она.
Кончилось тем, что Грация от страха залезла под стол, а мужики, потупив глаза, смущенно ретировались.
Как потом оказалось, весь этот спектакль был устроен, чтобы спасти репутацию и не уронить свое честное имя в глазах моей бабушки, которая для Антонины Ивановны вот уже второе лето подряд служила в качестве кассы взаимопомощи. Тот мужик, которому Грация так опрометчиво, с детской доверчивостью и наивностью лизнула руку, был тайным любовником Антонины, причем далеко не единственным. Это я узнала буквально час спустя, когда хозяйка, сев рядом с обиженной собакой на ватное одеяло, говорила следующее:
– Ну, прости свою хозяйку, прости дуру несчастную. Видишь, как нехорошо получилось, я же не думала, что Федька только под утро придет, да еще с каким-то мужиком. Мы с тобой его до часу ждали, он всегда так и приходил, а тут черт его подери! Ну, прости свою Тонечку! – воскликнула она, вытянув губы трубочкой для поцелуя. Грация прошлась языком по ее лицу, что означало полное примирение. – Ты мое золото! – умилилась хозяйка и принялась осыпать псину щедрыми поцелуями.
Так вот эта самая Антонина Ивановна-то и помогла Власу приобрести квартиру на Бауманской. Мало того что она продала ему две свои комнаты, так еще за определенную (причем немалую) плату умудрилась расселить всех жильцов. Больше всего возмущалась старая карга – она, которая в семьдесят шесть лет наконец-то утратила девственность, ждала очередного подходящего момента, когда крановщик снова напьется до такого состояния, в котором сможет обратить на нее внимание как на женщину.
