– Да ты что? – поразилась я.
– По-моему, они с отцом серьезно переругались – то молчат, то орут, как безумные, друг на друга. Мамаша опять на свой холодильник замок повесила. Короче, живут, как кошка с собакой, периодически меняясь ролями.
– Из-за чего они поругались-то?
– Так они мне ничего не рассказывают! Ну, а во-вторых, я хочу быть заведующей аптекой именно напротив злосчастного «Лекаря Атлетова», чтобы утереть нос Вонючке, Кургузой, Дусе, Обезьяне и Женщине с монголоидной физиономией и злыми черными глазами!
Все вышеупомянутые особы являлись бывшими Иккиными сотрудницами, которые издевались над моей подругой, как могли: под любым предлогом не платили ей премию, заставляли работать внеурочно и даже объявили как-то раз бойкот, чего Икки не вынесла и, наконец, высказав каждой мерзавке в лицо, что она о ней думает, написала заявление об уходе и уволилась.
Такси притормозило вслед за Пулькиной машиной у подъезда Иннокентия.
– Ну, иди, – сказала мне Пулька.
– Не-ет, я одна не пойду!
– Ну что ты как маленькая! Иди, кому говорю!
– Я одна боюсь к нему идти, и потом, нужно отвлечь его, чтоб он забыл о ключах. Если у него попросить ключи, он ни за что их не даст!
– Да-а, представляю я этого бывшего ученика твоей бабушки, – вздохнула Пулька и возвела глаза к небу. – Вон, Анжелка пусть идет! В конце концов, ради нее стараемся!
– А что мне делать-то? – с опаской спросила меня Огурцова в лифте.
– Да я сама точно не знаю, но нужен какой-то маневр, чтобы он напрочь забыл о ключах, дальше – дело техники, – сказала я и решительно позвонила в обшарпанную дверь.
– Кто? – взвизгнул Иннокентий.
– Это Маша, внучка Веры Петровны.
Иннокентий что-то долго ковырялся с замком, и когда наконец открыл дверь, мы с Анжелой увидели бывшего ученика моей бабушки в псиво-синих, протертых в некоторых местах тренировочных штанах, натянутых до подмышек и с оттопыренными коленями, в шлепанцах с отлетевшей липучкой на босу ногу – так, что одна из перемычек с поразительной готовностью торчала кверху, мешая владельцу передвигаться; в розовой майке с каким-то зверем, но каким именно, я рассмотреть не смогла – из-за высоко поднятых штанов видны были только чьи-то зеленые уши.
На голове у него был полнейший беспорядок, ему бы следовало давно сходить в парикмахерскую, но Иннокентию, видимо, было недосуг. И тут мне вдруг почудилось, что у него в голове нет ни гипоталамуса, ни мозолистого тела, ни гипофиза, ни таламуса, ни эпиталамуса, ни полушариев – одним словом, нет ничего за высоким лбом его, кроме скрученной мочалки волос вместо головного мозга, и что им там уже не хватает места – они прорвались наружу и растут теперь буйно и беспорядочно.
Он уставился на нас, а мы на него. Я думала о его волосах, занимающих черепную коробку, Анжела стояла как вкопанная, разглядывая с большим интересом вечного юношу, а сам хозяин, наверное, ни о чем не думал – ведь у него вместо головного мозга клубок волос…
Молчание прервала Анжела – прервала грубо и неожиданно – она вдруг начала истерически ржать. Я дернула ее за руку – раз, другой, но, казалось, от этого она расходилась еще больше.
– Ой, здгасте! – наконец прорезался Иннокентий.
– Здравствуй, – как можно вежливее проговорила я. – Это моя подруга Анжела, она очень хочет с тобой познакомиться. Ты не расстраиваешься, что она со мной приехала?
– Ой! Какая большая! – завороженно воскликнул он и, подумав, добавил: – Пускай лучше она на мне женится.
– Вот и договорились, – радостно сказала я, а с Огурцовой в этот момент случился настоящий истерический приступ.
На кухне всю мебель составляли облезлый стол, табуретка и перевернутый деревянный ящик из-под овощей. На столе – грязные чашки и блюдце с глубокой трещиной, на котором лежало угощение – две вафли. Иннокентий деловито налил в чашки воды из-под крана, посмотрел на нас, потом перевел взгляд на блюдце с вафлями, подумал, разломал их, а лишнюю половинку, бережно завернув в газету, убрал под ящик.
– Давайте чай кушать, – сказал он.
– Иннокентий, значит, вот здесь ты и живешь? – спросила я по двум причинам – чтобы избежать «чаепития» и пройти в комнату. – А покажи, где ты спишь.
Бывший бабушкин ученик запрыгал по коридору, я устремилась за ним, сказав Огурцовой:
– А ты пока чайку попей.
О лучшей квартире для нашего предприятия нечего было и мечтать! Обшарпанный коридор с большой коробкой и гвоздем – видимо, коробка предназначалась для обуви, а внушительный гвоздь служил вешалкой для одежды.
– Вот здесь! – воскликнул Иннокентий, войдя в комнату. Он указывал на необъемное белое шелковое полотно.
– Что – здесь? – не поняла я.
– Сплю.
В комнате действительно не было кровати. Тут, в отличие от кухни, мебель отсутствовала вовсе. Огромная тряпка занимала почти половину помещения, в одном углу были навалены горой любовные романы, в другом – вещи: и летние, и зимние, и обувь – все вместе. А также повсюду валялись фантики от вафель с кокосовой начинкой.
– А где кровать? – удивилась я. – И что это за тряпка, на которой ты спишь?
– Это пагашют.
– Что?
– Пагашют, – повторил он.
– Парашют? – переспросила я, не веря собственным ушам.
– Да.
– Откуда ты его взял?
– Ну-у, – неопределенно промычал он, и я поняла, что не дождусь от него ни слова.
– А пойдемте все вместе в гости к Вере Петровне! – с молодым задором воскликнула я. Иннокентий вдруг схватился за резинку тренировочных и принялся подпрыгивать – такое было впечатление, что он прыгал в мешке. – Ты согласен?
– Да! Да! Да!
– А переодеваться не будешь?
– Там холодно? – серьезно спросил он.
– Нет, жарко.
– Не буду.
– Анжела, пошли! – крикнула я и снова заговорила ангельским голоском: – Сейчас придем к Вере Петровне, я схожу, куплю чего-нибудь к чаю. Что ты хочешь?
– Вафли с кокосовой начинкой.
– Хорошо, куплю тебе вафли с кокосовой начинкой, – нежно говорила я, закрывая дверь. – Ну, иди, вызывай лифт.
Он вызвал лифт – я положила ключи в карман.
Икки с Пулькой глядели в недоумении то на Иннокентия, то на переминающуюся с ноги на ногу Анжелку.
– Держи! – шепнула я и передала Пульке ключи. – Это мои подруги, Иннокентий. Это они купят тебе вафли и затем придут к Вере Петровне.
– А мы?
– Мы прямо сейчас идем к первой учительнице твоей, – и я потащила его к Мисс Бесконечности.
В это время члены содружества должны были отволочь Михаила к Иннокентию домой и привязать его к спинке кровати. Но кровати у бывшего бабушкиного ученика не было, так что к чему они привяжут здорового чернобрового детину, неизвестно.
