Проснулась я… не знаю, в котором часу, но был день. Солнечные лучи пыльными нитями или широкими пластинами (это зависело от формы и размера щелей в стенах сарая) проникали внутрь. На столе стояла миска с овсянкой и ложка. Овсянка оказалась затхлой, будто Эльвира Ананьевна берегла ее лет сорок на случай массового голода в стране, а теперь, ради дорогой гостьи, решила все-таки пожертвовать овсяными хлопьями, достать из закромов и сварить ей кашку.
Но главным была не кашка, а ложка! Я немедленно схватила ее и кинулась рыть подкоп. Земля была твердая – просто так не подцепишь – приходилось круговыми движениями выскребать подобие воронки, а потом выгребать горстку земли. Когда мой подкоп находился на стадии размера двухсотпятидесятиграммовой чашки, хлипкая алюминиевая ложка сломалась. Однако я героически продолжала копать тем, что осталось от столового прибора.
Вечером Эльвира Ананьевна долго и вкрадчиво выведывала, куда же все-таки подевалась ложка, и так ничего от меня не добившись, принесла ужин, но без ложки.
– Интересно, мне что, руками есть? – возмутилась я.
– Ты знаешь, доченька, куда-то все столовые приборы подевались. Сороки, что ли, их таскают, ума не приложу. Вот и у тебя сегодня тоже ложка запропастилась.
– Принесите мне кошку! – потребовала я.
– Зачем? – удивилась вдовица.
– Тут мышей в вашем сене полно!
– Вот мыши-то ложки и воруют, – сказала она, но кота так и не принесла.
* * *
Сколько дней и ночей я просидела в сарае – не знаю. Нужно было с первого дня делать зарубки на стене, но я до этого не додумалась, потому что не ожидала, что похищение среди бела дня с центральной, и единственной, площади райцентра может обернуться для меня такими серьезными последствиями.
Все эти дни слились для меня в общий кошмарный поток, равноценный по продолжительности году, а то и двум.
Похитители кормили меня два раза в день – утром и поздно вечером. Весь день, наверное, они торговали тухлой рыбой, а моя мама, ничего не подозревая, покупала ее у них для своих кошариков.
Однажды утром я заметила, что нефтяная вышка куда-то исчезла.
Эльвира Ананьевна каждый раз хитрила и извивалась как уж на сковородке. Все-таки правильный вывод я сделала зимой (когда ей не удалось поженить нас с Шуриком) о том, что вдовица придавливает окружающих, словно железобетонная плита – она, подобно дорожному катку, медленно, но верно, будто гладким, но жестким стальным вальцом закатывает в асфальт все лишнее и неугодное на пути, достигая конечной цели. А сейчас я поняла, насколько могут быть опасны люди, сочетающие в себе глупость, упрямство, терпение и полнейшую невозмутимость. Нет, это ж надо – у нас на участке нефть?!
Один раз она влетела в сарай, поставила миску с какой-то баландой на стол и, бросив на меня злобный взгляд, ушла, не сказав ни слова. Я поначалу не знала, что и думать, но буквально минут через десять услышала следующие, постепенно удаляющиеся возгласы вдовицы:
– Мерзавка! Так о нас в книжке написать! Всех нас дураками выставила! – Что она там дальше вопила, я расслышать уже не смогла.
И откуда у них могла взяться моя книжка? Мне казалось, они вовсе ничего не читают, хотя, вполне возможно, Шурочка забрела в книжный магазин, увидела знакомую фамилию и купила из любопытства. Наверное, так оно и было, потому что она ко мне ни разу не заходила – обиделась, вот и не заходила… Или не желала вмешиваться в это грязное дело, или, по плану вдовицы, ей нечего было совать нос в их с сыном планы – в общем, у них ничего не разберешь. Лишь раз я видела ее в щелку – она шла мимо с ржавым ведром.
«Мама» периодически посылала ко мне Шурика, предварительно дав ему массу рекомендаций по поводу того, как следует со мной впредь вести себя, чтоб не быть грубо выгнанным.
Как-то «жених» зашел ко мне, по обыкновению робко приблизился и вдруг… Я нашла выход!
– Шурик, – сказала я ласково и как можно приветливее улыбнулась ему: – Подойди ко мне поближе.
Шурик с беспокойством смотрел на меня, однако подойти не решался.
– Подойди, Шурик. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Ведь за дверью стоит твоя мама. Подойди, я хочу тебе кое в чем признаться.
Шурик подошел.
– Сядь рядом. Она может услышать, что я тебе скажу, а мне бы этого не хотелось.
Шурик недоверчиво посмотрел на меня, но сел.
– Все это время, Шурик, я любила тебя. Я полюбила тебя с того самого момента, как увидела. Помнишь, ты таскал ящики с товаром в тот, еще старый ваш магазинчик?
Он глядел на меня ничего непонимающим взглядом, а потом вдруг спросил:
– А зачем тогда ты меня в своей книжке дураком обозвала?
– Так потому и обозвала, что люблю! Я ведь очень гордая девушка! Я все ждала, когда ты сам позвонишь мне… Все ждала и ждала, а ты все не звонил… Я страдаю, Шурик. Я больше не могу без тебя жить. Я так люблю тебя! Обними меня! Поцелуй меня! – страстно шептала я. – Будь мужчиной, Шурик! – И я буквально завалила его на себя. Мы кувыркались с ним среди влажного сена – «жених» уж было увлекся, и я тут же сказала: – Нет, нет. Эдак можно и до греха дойти, а я до свадьбы не могу! Я девушка порядочная. До вечера, любимый.
– До вечера, – пробормотал он и вылетел из сарая явно не в себе.
Я напряженно прислушивалась, когда от дома отъедет грузовик, когда они все наконец отправятся торговать.
Бр… Бр… Брр-р-жж… Бррр-р-жжжжж… Брррржжжжжжуух! Ух! Ух! Уехали!
Я подождала еще минут пятнадцать (на всякий случай – вдруг вернутся) и вырыла из сена сотовый телефон, который заметила сегодня торчащим из кармана рубашки Шурика, и приложила массу усилий, чтобы присвоить его себе – даже в любви призналась этому дураку!
Черт! Отсюда невозможно никуда позвонить! «Нужно найти волну!» – решила я и заметалась по сараю. Волна не отыскивалась. Я стала пихать телефон в самые широкие щели стен – что-то подсказывало мне, что именно там я найду волну. ХОП! Сердце будто оторвалось и висит на ниточке – телефон чуть было не выскользнул у меня из руки и не упал в дырку по ту сторону сарая. Но именно тут я и нашла волну. Он работал! Работал!
Я набрала Пулькин номер – никого, Анжелкин – никого! Я в неистовстве набирала все номера подряд, которые помнила наизусть – даже Любочке позвонила – без толку! Никого и нигде! Закон подлости! Оставалось только одно – позвонить «Лучшему человеку нашего времени». Не раздумывая, я набрала его номер.
«Абонент временно недоступен», – ответил стальной голос, который, словно топором, разрубил мое сердце надвое. Наверное, отправился в Тибет лечиться у тамошних монахов от мужской немощи.
У меня оставался еще один шанс, который в такой ситуации, в какой я оказалась, грех было бы не использовать. И я снова набрала номер.
– Влас! – завопила я от радости (никогда не думала, что буду так рада слышать его голос). – Спаси меня, пожалуйста! – и без лишних слов первым делом продиктовала ему приблизительный адрес Эльвиры Ананьевны (я его знала еще с зимы, когда вдовица хотела устроить помолвку), потом сказала, что они меня похитили и издеваются.
