Ему было больно смотреть на нее.
Джози была восхитительна. Прелестна и добра, умна н непостижима.
Она была на шесть лет моложе его и не разделяла его цинизма, приобретенного им за последние несколько лет. Он стал заезженной клячей. Она же осталась нетронутой и наивной.
Существовали миллион и одна причина, по которым ему не следовало больше поддерживать связь с ней. Начиная с того, что они работали вместе, и кончая печальной истиной – ему нечего предложить ей.
Он снова повернулся в кресле и левой рукой подтолкнул на лоб солнечные очки. В этом была главная причина, чтобы отстраниться от Джози. Ему предстоял долгий и тернистый путь с его искалеченной рукой.
Еще две недели в гипсе, затем месяцы физиотерапии. И никакой гарантии, что он когда-либо сможет сгибать большой и указательный пальцы. С его карьерой и работой будет покончено.
В нем начала закипать ярость. Дьявольщина, не только с работой! Все остальное тоже станет сплошным кошмаром. Если он не обретет вновь способность чувствовать пальцы и шевелить ими, ему все придется делать левой рукой, даже есть и писать.
Об этом страшно даже подумать. Его рука должна вылечиться. Другого выбора нет. Кроме работы, карьеры, у него ничего не было. Даже серфинг, его единственное увлечение, становился ему недоступен.
Все, на что он был способен сейчас. – это смотреть на воду. И на Джози.
Миранда плеснула на Джози водой, та взвизгнула и закрыла лицо руками.
На Джози все еще была просторная, мешковатая майка, однако сейчас она промокла насквозь и облепила ее тело, подчеркивая топ бикини, поддерживающий роскошные груди. Он знал эти груди, уже наслаждался ими, ласкал их, а сейчас бешено жаждал их. Яростно, требовательно и безотлагательно.
Его матушка помахала рукой перед лицом:
– Ну и жарища!
Он недовольно заворчал. Ему не хотелось сейчас беседовать с матерью. Оставили бы его в покое, чтобы он мог поразмышлять о своей грустной судьбе и тихо пожалеть себя.
Она шлепнула его по плечу:
– Ты что нахмурился? Это не идет твоей милой мордашке.
Он вскинул брови. Только его матери могло прийти в голову, что «милая мордашка» может сойти за комплимент мужчине.
– Просто мне хотелось бы сейчас кувыркаться в воде, а я прикован к пляжу.
Это было правдой. Хотя бы отчасти. Об остальном лучше умолчать. О том, что его тревожило собственное будущее, и о его влечении к Джози.
– Ага, понятно. Малышка Джози плещется в воде без тебя. Конечно же, тебе лучше бы поплескаться с ней, чем сидеть тут с матерью.
И как это его матери могло прийти в голову?
– Я имел в виду серфинг.
Его мать, которая потрясающе выглядела для своих шестидесяти двух лет, поправила ленточку на черном купальнике, внимательно посмотрела на него, словно хотела сказать: «Ладно уж, можешь впаривать мозги кому угодно, только не мне».
– Не ври матери, Хьюстон, это грешно.
А что, очень недурная мысль – испробовать все способы, которыми он мог бы согрешить с Джози. Он повернулся и смерил взглядом мать:
– Так что это за история у тебя с Ларри?
Она прикусила губу, поправила шляпку, вздохнув, и снова положила руку ему на плечо. Он вдруг напрягся.
– Дорогой, я выхожу замуж за Ларри.
– Что? – Хьюстон выпрямился в шезлонге и воззрился на нее: – Но ты же говорила, что никогда больше не выйдешь замуж!
Она мягко погладила его, и его охватила тревога. Не это он хотел услышать, тем более сейчас, когда его собственная жизнь менялась, подвергала его испытаниям и выворачивала наизнанку.
– Я так думала прежде, но это было очень давно. Я простила твоего отца.
– Он не заслуживает прощения. Хэл по-свински обращался с тобой каждый божий день, что вы были женаты, и никогда не сможет исправить это, – произнес он свистящим шепотом, сознавая, что подруга Джози находилась в трех футах от него.
Но его мать лишь покачала головой под огромной широкополой шляпой, которая навевала мысли о кинозвездах 50-х годов прошлого века. Или об итальянской Джоан Коллинз. Он ни разу не видел, чтобы она прежде надевала что-либо подобное, и это тоже тревожило и беспокоило его. Все менялось вокруг.
– Твой отец плохо относился ко мне, это было несправедливо, и я была довольна, когда он оставил нас. Но я давно уже поняла, что не стоит копить в себе злобу и раздражение и выливать их на других. Мне жаль Хэла. Он был одинок, озлоблен, полон ненависти. А я теперь счастлива среди чудесных детей и внуков, о которых только и может мечтать женщина. Моя жизнь полна любви, а Ларри лишь добавил мне радости.
Она пронзила его взглядом, в ее темных глазах таилась мольба.
– Мне так хочется, чтобы ты порадовался за меня. – Это тронуло его до глубины души.
– Конечно же, я рад за тебя, мамочка, если тебе так хочется. – Даже если причина тому – воздыхатель по имени Ларри.
– Я хочу, чтобы ты тоже избавился от злобы и раздражения, Хьюстон. Пока ты этого не сделаешь, отец еще будет направлять твою жизнь.
Она наклонилась над ним и погладила по щеке. Он вспомнил себя совсем маленьким, когда едва доставал ей до пояса. Тогда она крепко прижимала его к себе, говорила, как сильно его любит. Она просила прощения за отношение к ним отца, не желая, чтобы он пошел по его стопам. Он лучше своего отца.
Здесь, на пляже, ощущая знакомый запах ее духов, он все еще видел тревогу в ее глазах. Чувство стыда вдруг охватило его.
– Ты слишком быстро вырос и повзрослел, Хьюстон. Ты стал мужчиной много раньше твоих сверстников. Ты заботился обо мне и о сестре, и я благодарна тебе за это. Ты самый лучший сын, и я очень тебя люблю.
Хьюстон почувствовал комок в горле и с трудом сглотнул. Он старался заботиться о матери и Кори, надеялся что все делал правильно, но все же, когда их бросил отец, он был всего лишь мальчишкой с сильным характером.
– Но тебе больше не надо о нас заботиться. У нас с Кори все хорошо. Настала пора тебе заняться собой. – Она кинула взгляд в сторону прибоя и улыбнулась: – А может, и еще кое-кем.
– Что ты имеешь в виду? – Он с трудом выдавил из себя эти слова, пахнувшие ледяным холодом, несмотря на палящее солнце.
– Она любит тебя, ты же знаешь.
– Чушь собачья. – Слова сорвались с языка, а внутри его все болезненно сжалось, когда он снова увидел, как Джози с Мирандой плещутся в воде.
Он не заслуживал любви Джози. Он ничего не сделал для этого. Она была такая милая и добрая.
– Ты так часто сквернословишь в последнее время, это некрасиво, – укорила его мать. – И не надо спорить, сам знаешь, что это правда. И я уверена, если ты задумаешься над этим, то поймешь, что чувствуешь то же самое.
