– Я люблю тебя, – сказала она.
Произнеся это, она тем самым погубила его последний шанс спасти, уберечь свое сердце.
Джози лежала, обливаясь потом, стараясь не застонать. На этот раз не от наслаждения, а от собственной очевидной глупости, когда в разгар сокрушительного оргазма ока открыто заявила о своих чувствах к Хьюстону.
Это было равносильно тому, чтобы предложить руку и сердце на первом свидании.
Не то чтобы Хьюстон в ужасе отшатнулся. Вовсе нет. Он явно выглядел чертовски польщенным, но ей-то он не ответил тем же.
Ничего, кроме небольшого вздоха, кривой улыбки да ленивого поглаживания ее соска, когда он пристроился рядом с ней на постели.
– Ты так не похожа на меня, ты совсем другая, – прошептал он.
Да, она была дура, а он умница. Ока любила его, а он ее нет. Джози лежала очень тихо, стараясь не поддаваться унынию.
– Что?
– Ты такая мягкая. – Его палец спустился на ее живот и очертил кружок вокруг пупка. – А я жесткий и твердый.
Да, он такой. С головы до ног, все в нем крепкое и твердое, включая член, все еще зачехленный в кондом, грустно уткнувшийся ей в бок.
– У тебя кожа чистая, светлая, как луна. А я темный.
Он вел себя так расслабленно, свободно, успокаивающе, что Джози позволила себе подумать, что он не обратил внимания на вырвавшееся у нее признание. С тихим смешком она повернулась на другой бок, лицом к нему.
– Ты сейчас похож на сушеный урюк. – Обнаженным плечом она почувствовала его дыхание, когда он, усмехнувшись, произнес:
– Я не уверен, что это комплимент. – Вздохнув, он зажмурился, их пальцы сплелись. – Ты умеешь говорить руками, и ты многое сказала мне. Я спокоен.
В ней пробудилась тревога. Зачем он подчеркивает очевидное, если только это не является предисловием к чему-нибудь типа «вот почему у нас ничего не получится»?
– Это правда, – подтвердила она, ибо она лежала обнаженная, полностью удовлетворенная и довольная им и вообще всем на свете. Она не будет спорить с ним, если пришло время ему высказаться на этот счет. Это разобьет ей сердце, но она не станет валяться у него в ногах, умолять его и уговаривать. Черт возьми, она достойна мужчины, который будет любить ее, холить и лелеять, желать ее всей душой и телом, а не лишь болтать об этом.
– Мне это нравится. Я люблю в тебе все то, что так отличает тебя.
Она оценила, каких трудов ему стоило высказать ей это, объединить в одной сентенции слово «любить» и ее самое. Она даже уловила волнение в его голосе.
Долго сдерживаемые слезы потекли по ее лицу. Приподнявшись на локте, она наклонилась, чтобы поцеловать его, и остановилась в дюйме от его губ.
Он спал.
Абсолютно голый, донельзя соблазнительный, а его рука покоилась у нее на животе.
Когда Джози проснулась, рядом с постелью, низко склонившись над ней, стоял Хьюстон. С трудом удерживая глаза открытыми, она зевнула.
– Это ты сейчас дунул мне в лицо? – Он ухмыльнулся:
– Наверное, просто подул ветер.
– Ветру следовало бы почистить зубы. – Не то чтобы у него дурно пахло изо рта. Просто ей захотелось поддразнить его.
Джози закинула руки за голову, пока Хьюстон, приложив ладонь к лицу, выдохнул, явно проверяя запах изо рта. Она рассмеялась:
– Да пошутила я. У тебя не пахнет изо рта.
– Ну, если честно, то я действительно дунул тебе в лицо. Попытался разбудить тебя.
В ее одурманенных сексом и сном мозгах с трудом прорезалась мысль, что на нем снова были плавки, а в руке он держал ножницы. О Господи, неужели он и вправду решил, что она потащится на пляж?
– Нога больше не беспокоит тебя? – Протирая глаза, она обнаружила, что лежит на постели абсолютно голая, а ее ноги широко раскинуты. Она попыталась было изобразить некоторое подобие смущения, но безуспешно.
Тогда она просто положила ногу на ногу. Его глаза следили за каждым ее движением, ножницы повисли в его руке, челюсти сжались.
– Даже не пытайся укрыться от меня.
Ножницы полетели в сторону, он ухватил ее лодыжки и вновь раздвинул ноги.
– Так-то гораздо лучше.
И хотя ее рот наполнился слюной, а в груди все затрепетало, она лишь чуть подняла одну бровь.
– Достань-ка мне рубашку, и я сниму у тебя оставшиеся швы.
Его колебания и сомнения доставляли ей удовольствие. Тем не менее он вытащил из шкафа и протянул ей майку.
– Когда закончишь, надень опять бикини. Мы чего-нибудь перекусим, а потом вернемся на пляж. Я хочу окунуться в воду.
Несмотря на острое желание завопить «нет», она стала натягивать через голову мягкую серую майку, прикусив губу. Хьюстон не желал, чтобы она ставила под сомнение его действия, да и, по правде сказать, не было никакой причины, чтобы ему не залезть в воду. Но ей почему-то казалось, что ему не следует этого делать. Однако все ее тревоги будут отвергнуты как необоснованные. Он полностью подчинил себе ее волю к сопротивлению и мог потребовать все, что ему вздумается.
Когда ее голова пролезла наконец в отверстие для шеи, она глубоко вдохнула запах лосьона после бритья и стирального порошка, который хранила его мятая майка, и одарила его сияющей улыбкой:
– Ладно. Только позволь сначала засунуть мой купальник в сушилку. Нет ничего противнее, чем натягивать мокрую одежду на голое тело.
Хьюстон нагнулся, подхватил ладонью ее затылок и запечатлел нежный поцелуй на ее губах, от которого Джози совершенно растаяла.
– Ты самая хорошая, Джози.
Они становились все ближе и ближе друг другу. Очень скоро ему придется признать, что он любит ее.
Спустя два часа Хьюстон и Джози направлялись обратно на пляж, и он пытался разжать губы, чтобы выдавить из себя эти слова: «Я люблю тебя».
Произнести их было не так уж сложно. Вреда они не принесут. Она не засмеется. Небеса не разверзнутся, и цунами не обрушится на их готовы. Но слова не шли у него с языка.
Хьюстон не надеялся застать свою семью. Ведь они покинули пляж в полдень, а сейчас уже было шесть часов вечера. Пока они занимались любовью, спали и ели, время прошло. И теперь их никто не отвлечет. Будут только он, она и океан. И даже можно дождаться захода солнца. Тогда он попробует наконец оторвать язык от нёба и произнести заветные слова.
– Ты нашел свою доску для серфинга? – спросила она уже в третий раз.
Хьюстон понимал, что Джози тревожилась по поводу того, что он снова займется серфингом, не говоря об этом напрямую. Он ценил ее заботу, но был также доволен тем, что она не перечисляла причины, по которым ему не следовало залезать в воду.
