Сержант старался не смотреть на бежавших из плена людей, которых он бросал в этом глухом и необъятном краю, наверняка оставлял на смерть, но верх взял приказ, полученный из штаба. И все же, находясь уже в лодке, Клим бросил взгляд на медсестру, которая едва держалась на ногах, на ее распухшую от ранения руку, на ее болезненное, серое, ничего не понимающее лицо. Она, покачиваясь, сделала шаг к лодке с работающим мотором, когда через борт перешагнул майор, подталкиваемый в спину автоматом.
— Назад! — осадил Клим, направляя в ее сторону ствол «вала».
Медичка остановилась как вкопанная, еще сильнее прижимая руку к туловищу. Ее голос был болезненным, но достаточно громким, чтобы его услышали в лодке:
— Спасаешь свою шкуру?
Клим не ответил. Он низко пригнулся к борту, взявшись за леер, и лодка, набрав скорость, быстро скрылась за излучиной.
Ассистент подошел к медсестре и бодрым голосом сказал:
— А они ничего. Из них выйдет хорошая команда. Я бы сказал: она уже состоялась.
— Как и наша труппа, — ответила медсестра. — Лично я готова к очередным гастролям.
В воду полетела повязка, рука под которой оказалась абсолютно здоровой.
Глава 3
Бомба с замедлителем
Северный Дагестан, поселок Пионерский, военно-морская база «Дельта»,
30 июня, понедельник
Капитан Олег Колчин рассадил девять экипажей в трех классах. Вначале он зашел в аудиторию "А", которую чаще называли «Анной» (по таблице слогов), и вторично усадил вскочивших на ноги великовозрастных бритоголовых курсантов; их в «Аннушке» набралось ровно восемнадцать человек. Из папки капитан достал портрет человека средних лет и прикрепил его к доске, поверх которой шли две крупные надписи:
ПОБЕДЫ ОКРЫЛЯЮТ, ПОРАЖЕНИЯ УЧАТ.
ДУМАТЬ, НО НЕ МЕДЛИТЬ, СОМНЕВАТЬСЯ,
НО НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ.
На самой доске осталась плохо стертая надпись, сделанная кем-то из курсантов: «Зато мы делаем ракеты».
Став в середине класса, капитан-инструктор дождался идеальной тишины и приступил к очередному занятию.
— Перед вами портрет человека, — начал он ровным монотонным и по случаю лишенным эмоций голосом. — Он русский. Несколько лет работал на английскую разведку. В 1976 году был разоблачен сотрудниками советской контрразведки, позже осужден и расстрелян. Внимательно вглядитесь в него, в каждую черту его лица. Спросите себя, что вы чувствуете в целом. Затем опишите на бумаге — не менее полутора тысяч знаков, — что настораживает вас в его облике, на что в первую очередь вы обратили внимание. Или обратили бы внимание. Вопросы?
Вопросов не было, и психолог перешел в аудиторию "Б". Повесив на доске копию того портрета, Колчин взял все тот же бесстрастный тон.
— Перед вами портрет человека. Он англичанин. Несколько лет работал на советскую разведку. Отмечен высокими наградами советского правительства. Внимательно вглядитесь в него... Вопросы?
— Не сейчас, — по привычке дерзнул офицеру Бережной.
Олег хмыкнул и, отметив время, предупредил:
— Не менее двух страниц вашим убористым. Начали. Аудитория "В".
— Перед вами портрет человека. Два варианта: он может быть либо советским, либо английским разведчиком. Внимательно вглядитесь в него...
В данное время психолог Олег Колчин выступал в привычном для себя качестве субъекта нейролингвистического воздействия (инструктора) на сознание курсантов, меняя их мотивацию специально подобранной программой, известной еще с советских времен. Следующий этап — это реальная помощь сопротивляться навязываемому мнению и построению собственной, возможно, истинной точки зрения.
Может быть, в связи с этим взгляд его надолго задержался на командире седьмой лодки Климове. Экипажу Клима дали отдохнуть два дня, и вот они всем составом корпят над очередным «изощренным» заданием психолога.
Капитан Олег Колчин встречал группу Климова на пирсе военно-морской базы. Солнце стояло в зените, с востока тянул легкий бриз, гоня перед собой стадо белокурых облаков. По виду старшего сержанта, по нарочито размашистым движениям капитан заключил, что обвинительных речей в свой адрес не услышит. Точнее, упреков. Такое в его шестилетней практике встречалось крайне редко. Бывает, конечно, вспылит по незнанию какой-нибудь курсант. А когда растолкуешь ему, что и как, что приказ — дело святое, а кроме приказа, существуют всевозможные провокации со стороны противника, расползется как опара на сковородке, принимая желательную и окончательную форму.
Вообще эта операция была подготовлена лично Колчиным и одобрена гримасой начальника курса. Цель ее — учиться выполнять приказ в любом случае, какие бы сомнения в нем ни присутствовали. Капитан и в качестве медиков привлек военнослужащих из воинской части, дислоцированной в Кизляре, и на протяжении недели на политзанятиях говорил о похищении бригады медиков.
* * *
Дав курсантам полтора часа, Колчин объединил их в одной аудитории и выбрал из стопки письменных работ две.
— Рядовой Бережной!
— Я! — встал с места Земля.
— Подойдите ко мне. Сержант Самохвалов!
— Я! — отозвался Самоха — курносый кареглазый курсант.
— Ко мне.
Бережной описывал «врага народа», Самохвалов — русского разведчика.
Колчин зачитал отрывок из работы Самохвалова.
— "Глаза добрые. Особенно лучинки в уголках — как у Ленина. Сразу чувствуется — наш человек".
Земля выпучил на Самоху отнюдь не «добрые» глаза: «Предатель и шпион наш человек?!» И чуть ли не вскинул руки: «Да я тебя!...»
А психолог к тому времени перешел к работе Бережного, найдя место про те же глаза.
— "...с неприятным прищуром, в целом взгляд отталкивающий". Как видим, про Ленина здесь не сказано, — улыбнулся Колчин. — Может, хотите что-то добавить? — спросил он Бережного.
— Ага. Ленин, как и я, — фигура трагическая: он все понял, но было поздно.
— Садитесь. — Капитан отпустил курсантов. — Сейчас я вам объясню, как можно менять сознание человека, его мотивацию. Как распознать, когда тебя вводят в заблуждение...
— И как с этим бороться, — вставил неугомонный Бережной, действительно начиная кое-что соображать.
— Вот именно. Как сравнивать реальное с желаемым и какие внутренние ресурсы мобилизовать. Прошу отнестись к этому вопросу с полной ответственностью. Данная дисциплина не последняя в работе бойца спецгруппы, чаще всего действующего на территории врага и нередко в одиночку. Позже поговорим про психотронное — экстрасенсорное — воздействие на других людей.
К капитану Колчину курсанты относились уважительно. Наверное, он был единственным в центре, кто обращался к ним на «вы». С одной стороны, он выглядел мягкотелым, этаким ученым червем, хотя все знали, что, например, в рукопашном бою Колчин даст фору любому курсанту. То же относилось и к работе с холодным и огнестрельным оружием.
