Она старательно терла морковь на крупной терке, пытаясь
сосредоточиться на палаче и его жертвах, но что-то все время отвлекало ее,
мешало, как, случается, мешает жужжание назойливой мухи. То ли мысль какая-то
забрезжила в подсознании, то ли слово, невзначай брошенное, о чем-то ей
напомнило… Она последовательно восстанавливала в памяти весь разговор с мужем.
Победа добра над злом. Отражение типического в типических обстоятельствах.
Реализм. Пьяные дяди Вася и Петя. Банальное убийство. Тайна, интрига, развязка.
Социальная значимость – потереть морковь. Где-то здесь… Что может быть
интересного в морковке, которую надо почистить и потереть на крупной терке? Но
это точно где-то рядом… Не смотри на меня, как кролик на удава, все равно
книжку не получишь, пока я ее не дочитаю. Как кролик на удава. Кролик знает,
что удав сейчас его заглотит целиком, но ничего не может сделать. Удав
гипнотизирует его взглядом, вызывая оцепенение.
Вот оно. Точно. Господи, Павел! Там, в Самаре, он смотрел на
нее, и она чувствовала себя в точности как кролик под взглядом удава. Руки и
ноги делались тяжелыми, непослушными, и хотелось полностью подчиниться его
воле, сделать так, как он говорит, и все будет просто замечательно.
Она бросила морковь и, судорожно отирая руки о фартук,
ринулась в комнату. Как всегда в таких случаях, нужная бумага никак не хотела
находиться, хотя Настя точно помнила, что положила ее в голубую папку. Или в
зеленую? Черт с ней, можно посмотреть по таблице. Да, первое преступление
таинственного палача было совершено 4 февраля, в Уральске. Около одиннадцати
часов вечера. В баре «Каравелла». В подсобном помещении. Как назывался тот бар,
куда они с Павлом пришли из душной, жаркой пивнухи? Почему она не посмотрела,
как он называется! Знать бы, где упадешь… Спокойно, Настасья, не дергайся, ты
не посмотрела, но там был еще и Коротков. Он наверняка не такой растяпа, как
ты. Он ехал за тобой на частнике и, вполне возможно, разговаривал с водителем.
В этом разговоре, если он был самым обычным, обязательно должно было проскочить
или название бара, или улица, на которой Коротков выслеживал свою неверную
возлюбленную.
– В чем дело? – раздался голос Алексея из кухни. –
Ты сачкуешь или как?
– Лешенька, прости, милый, – крикнула она, – у
меня очередной пожар. Пять минут, ладно?
Леша что-то сказал в ответ, но она уже не слушала, быстро
набирая домашний телефон Короткова. Дома Юры не оказалось, его жена Ляля
недовольным голосом сообщила, что он целый день на работе. Но и в кабинете на Петровке
никто не отвечал. Она огорченно положила трубку и медленно поплелась на кухню.
Овощи уже тушились в кастрюльке, распространяя по всей квартире упоительный
аромат, а Леша снова уткнулся в книгу, написанную женой Владислава Стасова.
Настя уселась напротив мужа, вытянула ноги, закурила.
…Павел плохо себя почувствовал и вышел в туалет. Его не было
довольно долго. А перед этим он явно кого-то искал. Настя еще тогда обратила на
это внимание. Сначала искал в пивнухе, потом в другом баре. И ей даже показалось
тогда, что он нашел того, кого искал. Почему она не заострилась на этом? Почему
тут же забыла? Потому что в тот момент самым важным было вывезти его из-под
носа у людей Чинцова. Они оказались в Уральске случайно, и она была уверена,
что у Павла не может быть никаких нехороших замыслов. Откуда им появиться, если
они должны были лететь в Екатеринбург? Получается, он нашел того, кого искал, и
пошел его убивать, а она, майор милиции, старший оперуполномоченный уголовного
розыска, сидела в двадцати метрах от места преступления и прикрывала убийцу?
Ведь если бы она его не прикрывала, если бы не подсела за столик к людям
Чинцова с целью заморочить им голову пьяной болтовней, Сережа и Николай
обязательно пошли бы следом за Павлом. И никакого убийства не было бы. Черт!
Надо же так!
Да нет, не может быть. Бред какой-то. Нет, она ошибается,
это был вовсе не бар с романтическим названием «Каравелла». Они с Павлом были
совсем в другом баре, на другой улице. И никого Сауляк не убивал. Ему
действительно стало плохо, это было видно невооруженным глазом. Он и в
гостинице, до того, как они выехали в город, был болезненно бледным и то и дело
покрывался испариной. Павел не убивал. Просто по времени совпало.
Внезапно горло ее сжалось в спазме, она подавилась дымом и
закашлялась. Потом, ночью, Павел просил ее посидеть рядом. Клялся, что никогда
не обидит ее. Откуда вдруг такая сентиментальность? Понял, что сделал ее почти
соучастницей убийства, и просил за это прощения? А в самолете, когда они уже
подлетали к Москве, он держал ее за руку, массировал какую-то точку, связанную
с вестибулярным аппаратом. Она сидела, держась за руку убийцы, и даже
задремала, расслабившись. А недавно позволила ему ночевать в своей квартире.
Ночь наедине с убийцей! Ну, Каменская, ты даешь.
«Остановись, Анастасия, – одернула себя Настя. –
Это только твои подозрения. Еще неизвестно, тот ли это бар. А если и тот, то,
может быть, вы уже ушли из него, когда было совершено убийство. Ты же не
помнишь точно, в котором часу вы оттуда вышли. Ты и на часы-то не посмотрела
тогда. А если бар все-таки тот самый и время совпадает, то все равно не факт,
что Павел – убийца. Не нагнетай. Подумай еще раз, подумай как следует, проверь
все до мелочей».
Настя изо всех сил уговаривала себя. И чем старательнее
уговаривала, тем отчетливее понимала: Павел Сауляк – палач.
Глава 18
Антон Андреевич Минаев снял костюм, переоделся в спортивные
брюки и свитер и собрался было приступить к ужину, когда раздался звонок в
дверь.
– Сиди, я открою, – сказала жена, махнув рукой в
сторону накрытого стола.
До Антона Андреевича из прихожей донеслись голоса, один из
них принадлежал его супруге, другой был тоже женским, но незнакомым. «Соседка,
наверное, – подумал он. – За солью или спичками». Он уже налил себе
полную тарелку борща, когда в кухню вошла жена.
– Антон, выйди к нам, пожалуйста.
Он недовольно поморщился, поставил тарелку на стол и вышел в
прихожую. Женщина, которую он увидел, сразу ему понравилась. Молодая, лет
тридцати, в брюках и длинной матерчатой куртке. Лицо милое и какое-то застенчивое.
– Здравствуйте, – робко произнесла она. – Я живу
рядом, в соседнем доме. У меня просьба такая… Вернее, предложение. Не знаю
даже, с чего начать…
– Смелей, – подбодрил ее Минаев. – Мы не кусаемся.
Что у вас случилось?
– Слава Богу, пока ничего, – женщина улыбнулась и стала
еще милее. – Дело в том, что у меня дочка шести лет, в этом году в школу
пошла. Понимаете, у нее теперь подружки, одноклассницы, и она все время гуляет
с ними в нашем сквере, играет. А у меня окна на другую сторону, из них сквер не
виден. И я все время нервничаю. Понимаете… Она же еще совсем маленькая. И
потом, от нашего дома ей, чтобы дойти до школы, нужно дорогу переходить. А если
от вашего дома идти, то дорогу переходить не надо.
– Я понял, – перебил ее Минаев. – Вы хотите поменяться.
