– Почему вы не выключили свет? – спросил он.
– Чтобы видеть вас. По крайней мере, я не пропущу момент,
когда вам станет хуже.
– Не станет, я же вам сказал. Выключайте свет и спите. Вам
надо отдохнуть.
– Ах ты Боже мой, какая забота, – буркнула она,
закутываясь в одеяло.
– Выключите свет. Пожалуйста, – попросил он.
Было в его тоне что-то такое, что заставило Настю послушно
встать и щелкнуть выключателем. Теперь комната освещалась только светом фонарей
и прожекторов, горящих на улице и аэродроме. Заснешь тут, пожалуй, с
раздражением подумала она. Самолеты ревут прямо над головой, а на соседней
кровати – тяжело больной человек. Обстановочка для здорового отдыха самая что
ни на есть подходящая.
Павел лежал так тихо, что Настя постепенно стала
успокаиваться. Когда у человека что-то болит, он обычно не может лежать
неподвижно, крутится с боку на бок, пытаясь найти положение, в котором боль
будет не так ощущаться. Ей удалось немного расслабиться, и поскольку она
понимала, что заснуть в таком грохоте все равно не сможет, то попыталась хотя
бы мысли привести в порядок. Она методично, минуту за минутой мысленно
проживала минувший день, вспоминая каждое слово Павла, каждый его жест, каждый
взгляд. Что нового и ценного она сумела узнать о нем сегодня?
– Настя, – донеслось до нее с соседней кровати.
Она подпрыгнула как ужаленная. За двое суток он впервые
назвал ее по имени. Видно, совсем его припекло. Знать бы только, что именно.
– Да, я здесь, – откликнулась она так же тихо.
– Ты не спишь?
– Нет.
– Посиди со мной.
Уже и на «ты»! Эк вас разобрало, Павел Дмитриевич. Что же с
тобой происходит, хотелось бы знать.
Настя торопливо откинула одеяло и села на край его кровати.
Ледяные пальцы коснулись ее ладони.
– Тебе холодно? – заботливо спросила она. – Почему
ты не укроешься одеялом?
– Не надо, все нормально. Просто посиди со мной.
– Хорошо, конечно.
Она легко сжала его пальцы, но уже через секунду Павел
высвободил их из ее руки. Минуты шли, Настя начала мерзнуть, но не смела
пошевелиться. Она совершенно не понимала, что происходит, но знала точно, что
нельзя нарушать то хрупкое равновесие доверия-отчуждения, которое вдруг
воцарилось между ними.
– Будь я проклят, если я когда-нибудь обижу тебя, –
внезапно произнес Павел громко и отчетливо.
Настя с трудом сдержалась, чтобы ничего не сказать в ответ.
Только нашла в темноте его руку и легко погладила холодные пальцы.
– Ложись, – сказал он уже тише. – Не обращай на
меня внимания, я несу всякий бред. Ложись.
Она молча встала и перешла на свою кровать. До самого утра
он больше не произнес ни слова.
* * *
Около восьми утра ожил и захрипел стоящий на шкафу
радиоприемник, подключенный к трансляционной сети аэропорта.
– Внимание! Пассажиров рейса 726, следующего по маршруту
Самара – Екатеринбург, просят пройти в здание аэропорта на регистрацию.
Повторяю. Начинается регистрация билетов и оформление багажа пассажиров,
следующих рейсом 726 Самара – Екатеринбург. Вылет рейса в десять часов
пятьдесят минут.
Они быстро вскочили и начали собираться.
– Как вы думаете, у меня есть время принять душ? –
спросил Павел.
Ого, опять на «вы». Застеснялся собственной слабости,
проявленной вчера вечером? Это бывает. Что ж, решила Настя, не будем упираться,
пойдем у него на поводу.
– Вполне, – разрешила она. – Минут двадцать в
вашем распоряжении.
Он прошел в ванную, но дверь опять не запер. Вышел он минут
через пятнадцать, чисто выбритый, и выглядел более чем удовлетворительно. Во
всяком случае, глядя на него, никто не сказал бы, что накануне этот человек
перенес сильный приступ какой-то болезни.
Дальше все пошло на удивление гладко. Самолет действительно
вылетел из Уральска в одиннадцать часов, а около половины второго они уже
получили новые паспорта и билеты на рейс Екатеринбург – Волгоград. Поздно
вечером, поднявшись на борт самолета, который должен был доставить их из
Волгограда в Москву, Настя немного перевела дыхание: кажется, все идет без
сбоев. Вокруг не было ни одного знакомого лица, даже Короткова не видно. Это
правильно, Сауляк не должен сомневаться в том, что им удалось оторваться, а
ведь Юру она выдавала за одного из преследователей.
– Ну вот, Павел Дмитриевич, – сказала она, когда
стюардесса объявила, что самолет пошел на посадку, – осталось последнее
усилие – и все закончится.
– Нас будут встречать в аэропорту?
– Боюсь, что нет. Мне придется довезти вас до места самой.
– Уже ночь, транспорт не ходит. Или за два года вы в Москве
эту проблему решили?
– В аэропорту должна быть машина на стоянке.
– Может быть, вы хотя бы теперь скажете мне, к кому вы меня
везете?
– Не могу, – она покачала головой. – А вдруг вам
это не понравится? Сбежите еще. Обидно же, когда после стольких мытарств я вас
потеряю на последних метрах дистанции. Доедем – сами увидите. По крайней мере,
вы можете быть уверены в том, что этот человек не вынашивает гнусный замысел
избавиться от вас, иначе он не стал бы пытаться помешать тем, кто хочет это
сделать. Так что на ближайшую перспективу жизнь вам гарантирована.
– Очень обнадеживающе, – усмехнулся он. – Дайте
руку.
– Зачем? – удивилась она. – Гадать будете?
– Помогу вам. Вы же плохо переносите снижение.
– Откуда вы знаете?
– Это очень заметно. Мы же не в первый раз летим с вами в
самолете. Давайте руку, не бойтесь.
Настя послушно протянула ему руку. Пальцы у Павла оказались
на этот раз теплыми. Он двумя руками ощупал ее кисть, нашел какую-то точку и
сильно нажал. В первый момент Настя вздрогнула от боли, но уже в следующую
секунду почувствовала, что дурнота стала отступать. Сауляк не выпускал ее руку
из своих ладоней, и она с удивлением поняла, что его странные манипуляции дают
хороший эффект. Даже тяжесть, давящая на уши, прошла. Она прикрыла глаза и
расслабленно откинулась на спинку кресла. Руки и ноги налились тяжестью, она не
спала уже третью ночь подряд и теперь ощутила это в полную силу. Дремота
сковала ее, стало тепло и спокойно, и Насте захотелось, чтобы это никогда не
кончалось. Так и сидела бы в кресле, согревшаяся, спокойная и расслабленная, и
не беспокоилась ни о чем…
– Подъем, – услышала она голос Павла у себя над
ухом. – Мы прилетели.
– Господи! – испугалась она. – Я что, уснула?
– Еще как. Даже стонали во сне.
– Но хотя бы не разговаривала?
